к ярким цветам и орнаментам, которую так старались вытравить из них протестантские миссионеры.
Каждое первое августа – большой национальный праздник, годовщина освобождения рабов Британской Вест-Индии в 1834 году, – негры присоединялись к индийцам в их играх на спортивной площадке. Те показывали акробатические номера и фокусы: целыми ярдами разматывали ленты прямо у себя изо рта, невесть как заставляли исчезать монеты, а потом находили их у негров в карманах, глотали огонь.
Кое-кого из индийцев почитали за выдающихся колдунов. Негры верили, что индийская магия много могущественнее, чем их собственная Обеа[6]. Так что некоторые индийцы забросили изнурительный труд на плантации с мотыгой и лопатой и стали практиковать черную магию среди местных. И процветали они куда больше, и влияние их было куда серьезнее, чем у негритянских целителей – приверженцев Обеа.
Несмотря на дружеские связи, два народа не смешивались. Бывали случаи, впрочем редкие, когда какой-нибудь индиец отделялся от своего народа и становился частью местного сообщества, женившись на негритянке. Индийские же девушки были более консервативными. Одно поразительное исключение Мальти всё-таки припомнилось – красавица-индианка. Она как-то раз пришла в вечернюю воскресную школу, где заправляла всем жена миссионера-шотландца. И в конце концов приняла христианство и вышла замуж за негра, школьного учителя.
А еще ему помнилась индийская девочка, которая какое-то время была его одноклассницей в начальной школе. Ее кожа была бархатистой, гладкой и темной, точно красное дерево. В классе она была умнее всех – но неизменно оставалась молчаливой, неулыбчивой, загадочной. По-настоящему он ее никогда не забывал.
Мальчишечьи воспоминания Мальти играли не последнюю роль в том, как вел он себя с Латной. Он не мог думать о ней так, как думал о девицах из Канавы. Ему казалось, будто это ее, свою почти позабытую, давным-давно потерянную чужеземку-одноклассницу встретил он вновь – теперь женщину, обитательницу космополитичного марсельского берега.
После стычки с галантерейщицей Латна еще сильнее прикипела к парням с пляжа. Возможно, не будучи женщиной из Канавы и потому не стремясь превратиться в чей-либо трофей, она чувствовала себя уязвимой и хотела прибиться к стае; а может быть – просто по-женски подсознательно стремилась к мужскому покровительству. И ее приняли. Парни с пляжа, с их богатым жизненным опытом и бездеятельной, сонливой философией, как никто, умели понять и принять – что и кого угодно.
Латнино представление о жизни было в точности таким же. Она вошла в их круг на правах нового товарища. И сделалась одной из них. Насколько сильно, стремясь повысить свои шансы на успех, полагалась она на собственные женские чары, – это ее дело. Их удача тоже ведь зависела от личных свойств. В охоте за подачками как часто выбирали они окольные пути, одним им известные маршруты, забредали в неведомые тупики.
Обеа (Obeah) – официально запрещенная законом магическая практика, вид черной магии, в которую верят ямайские негры.
