мешка, с которым не расставался, а Банджо поделился своей трубкой с Имбирьком. Банджо склонился над бочонком и поустойчивее расставил ноги – чтоб присосаться как следует. Долго-долго вбирал он в себя снадобье. И наконец отнял губы от трубки, из нутра его к самому горлу прокатился протяжный, густой, переливчатый звук; он причмокнул и прогудел:
– Будь я проклят, первоклассное пойло в этой малышке!
– Скажи это Дяде Сэму, – предложил Белочка.
– Скажи – и ничего не говори больше никогда, – добавил Имбирёк.
– «Больше никогда» – это мое второе имя, – откликнулся Банджо. – Пусть я узнаю, до чего черно в твоей черной заднице, если скажешь, что я из болтливых. У меня ни головы не хватает, чтоб много чего помнить, ни языка, чтоб шибко им трепать. Я просто парень «здесь и сейчас», вчера и сегодня, и завтра, и во веки веков. Зашибись-здесь и зашибись-сейчас, вот и всё.
– Аллилуйя! Да здравствует король! Натрепал всякой ниггерской чепухи на сто лет вперед, – сказал Имбирёк.
Утолив жажду, они вернулись на дальний, малолюдный конец волнореза и лениво растянулись на солнышке. Там и нашла их Латна, покончившая со своими утренними делишками. Ее желтая блуза запачкалась, так что она ее стянула и принялась стирать. Для парней это был знак, что и им пора почистить перышки. Для всех, кроме Денгеля, единственного сенегальца на волнорезе; еще не хватало тягомотиться. Остальные разделись до пояса и начали стирать рубашки. Белочка пробрался между двумя цементными опорами и вытащил из своего тайника банку с большим куском белого мыла. Покончив со стиркой, они растянули одежду на плитах. Скоро отвесные палящие лучи обсосут ее досуха.
Мальти предложил искупаться. Пляжные ребята частенько принимали ванны здесь, у доков, и купальными костюмами им служили собственные подштанники. А когда дальний конец мола волей случая оказывался в их исключительном распоряжении, то купались и голышом. Сделали так и в этот раз, а Денгеля оставили дозорным.
Латна от них не отставала. Мальти из всех был лучшим пловцом. Он греб кролем, выбрасывая руки мощными рывками. Ныряльщиком он тоже был великолепным. Еще в Вест-Индии, мальчишкой, сколько раз он нырял с бортиков верхней палубы за монетками, которые швыряли в воду туристы. А когда начал вести портовую жизнь в вест-индских гаванях Кингстона, Сантьяго и Порт-оф-Спейн, то рассказывал массу историй о том, как, соревнуясь с другими мальчишками в искусстве ныряния за монетками, выигрывал долларовые банкноты. О том, как под водой они схлестывались с другим мальчишкой, а монетка тем временем ускользала от них в водоворот, на дно. И как тот мальчишка, что поумнее, всё-таки умудрялся завладеть монеткой – или оба ее упускали, потому что не могли больше задерживать дыхание и выныривали, глотая воздух, баламутя воду сотнями пузырей.
Пленительная пловчиха Латна рассекала волны грациозно, как скользящая по воде змея. Кровь закипела в жилах Мальти. Он и не думал, что у нее такое дивное,
