многому на этой земле, что блестит только снаружи, перевязь сияла золотым шитьём лишь спереди, а сзади была кожаной. Портос, как истинный хвастун, не имея возможности купить перевязь, всю расшитую золотом, завёл себе разукрашенную наполовину. Поэтому-то ему и понадобился просторный плащ.
– Чёрт! – вскричал Портос, пытаясь освободиться от д’Артаньяна, который копошился у него за спиною. – С ума вы сошли, что так бросаетесь на людей?
– Простите меня, – проговорил д’Артаньян, появляясь из-под плеча исполина, – но я очень тороплюсь. Я должен нагнать одного человека и…
– Вы что, теряете глаза, когда за кем-нибудь гонитесь? – прорычал Портос.
– Напротив, – отвечал д’Артаньян, обидевшись, – своими глазами я вижу даже то, чего не видят другие.
Понял Портос или нет истинный смысл ответа, но он рассердился:
– Сударь, вас вздуют, предупреждаю вас, если будете задевать мушкетёров.
– Вздуют? Меня? – переспросил д’Артаньян. – Слово это звучит вызывающе.
– Оно сказано человеком, привыкшим смотреть врагу прямо в лицо.
– Не сомневаюсь в этом! Я-то теперь знаю, что вы никому не покажете своей спины.
И, довольный собственной шуткой, молодой человек продолжил свой путь, громко хохоча.
Портос задрожал от бешенства. Он был готов броситься на д’Артаньяна.
– После, после, – на ходу крикнул ему гасконец, – когда у вас не будет плаща!
– В час дня, за Люксембургским дворцом!
– Отлично, в час, – ответил д’Артаньян, поворачивая за угол.
Но ни на той улице, которую он миновал, ни на той, которую он теперь окидывал взглядом, он не увидел никого. Как ни медленно шёл неизвестный, его уже не было – возможно, он зашёл в какой-нибудь дом. Д’Артаньян спрашивал о нём у всех встречных, спустился до парома, поднялся по улицам Сены и Алого Креста – нигде никого. Но погоня эта не была для него бесполезной – по мере того, как пот выступал у него на лбу, сердце его остывало.
Он смог задуматься о случившихся происшествиях. Их было множество, и все неблагоприятные. Ещё не было одиннадцати часов, а он уже снискал немилость господина де Тревиля, который, вероятно, счёл крайней невоспитанностью поспешное бегство д’Артаньяна. Кроме того, он нарвался на два поединка с двумя людьми, из которых каждый способен был убить трёх д’Артаньянов, к тому же они были мушкетёрами, то есть теми людьми, которых он так почитал, что в мыслях и в сердце считал их выше всех прочих смертных.
Обстоятельства были неприятные. Убеждённый в том, что его убьёт Атос, молодой человек, понятно, мало беспокоился о Портосе. Но так как надежда последняя оставляет человека, то он даже стал надеяться, что, может быть, переживёт эти поединки, конечно, с ужасными ранами. На этот случай он стал укорять себя за совершённые ошибки.
«Какой я безумец и глупец! Храбрый и несчастный Атос ранен именно в то плечо, в которое я стукнулся лбом, как баран. Странно, что он не убил меня на месте, он имел
