мой друг, да, – сказал кардинал отеческим тоном, который он умел принимать иногда, но который обманывал только тех, кто его не знал, – и так как вас подозревали напрасно, то вас следует вознаградить. Возьмите этот мешочек со ста пистолями и простите меня.
– Мне простить ваше высокопреосвященство! – воскликнул Бонасье, не решаясь взять мешочек и, по-видимому, полагая, что это только шутка. – Но вы же вольны меня арестовать, вы вольны меня подвергнуть пытке, вольны повесить. Ваша власть, и я бы не мог против этого сказать ни слова. Простить ваше высокопреосвященство? Помилуйте, что вы говорите!
– А вы, любезный господин Бонасье, очень великодушны. Я вижу это и благодарю вас. Итак, вы возьмёте деньги и уйдёте не слишком огорчённым?
– Я ухожу в восхищении, монсеньор.
– Прощайте же, или, лучше, до свиданья, потому что я надеюсь, что мы ещё встретимся.
– Когда угодно будет вашему высокопреосвященству: я всегда к вашим услугам.
– Не сомневайтесь, мы будем видеться часто: я нахожу необыкновенное удовольствие в беседе с вами.
– О, ваше высокопреосвященство!
– До свиданья, господин Бонасье, до свиданья!
Кардинал сделал ему знак рукою, на который Бонасье отвечал, кланяясь до земли. Потом он вышел, пятясь, и из передней до кардинала донеслись его громкие крики:
– Да здравствует монсеньор! Да здравствует великий кардинал!
Кардинал с улыбкой слушал это шумное выражение восторженных чувств Бонасье. Когда же возгласы лавочника стали затихать в отдалении, он произнёс:
– Вот человек, который готов будет пожертвовать для меня жизнью.
Затем кардинал стал с величайшим вниманием рассматривать карту Ла-Рошели, развёрнутую на его столе, и стал карандашом прочерчивать линию, по которой должна была пройти знаменитая дамба, которая полтора года спустя закрыла порт осаждённого города.
Пока он сидел, погрузившись в стратегические планы, дверь раскрылась и вошёл Рошфор.
– Ну что? – спросил кардинал, поднимаясь с живостью, которая доказывала, какую важность он придавал поручению, возложенному на графа.
– Действительно, – отвечал тот, – молодая женщина лет двадцати шести – двадцати восьми и мужчина лет тридцати пяти – сорока жили – он четыре, а она пять дней – в домах, указанных вашим высокопреосвященством, но женщина уехала этой ночью, а мужчина – сегодня утром.
– Это были они! – вскричал кардинал, смотревший на часы. – Теперь слишком поздно преследовать их. Герцогиня, наверное, в Туре, а герцог в Булони. Настигнуть его теперь удастся только в Лондоне.
– Каковы будут приказания вашего высокопреосвященства?
– Ни слова о случившемся. Пусть королева ничего не подозревает, пусть не знает, что нам известна её тайна, пусть думает, что мы занимаемся каким-либо заговором. Пошлите ко мне канцлера Сегье.
– А что ваше высокопреосвященство сделали с этим человеком?
– С
