настоящий галантерейщик, поскольку, по его же словам, он был абсолютно лишён воинского духа.
Вечером, около девяти часов, когда он наконец решил улечься, он услышал шаги в коридоре. Шаги эти приблизились к его камере, дверь отворилась, явилась стража.
– Ступайте за мной, – сказал полицейский чиновник, шедший за стражей.
– Идти за вами! – вскричал Бонасье. – Идти за вами в такой час! Куда это, боже мой?
– Куда нам велено вас отвести.
– Но это не ответ.
– Это единственный ответ, который мы можем вам дать.
– Боже мой! Боже мой! – бормотал несчастный лавочник. – На этот раз я погиб!
И он безо всякого сопротивления последовал за пришедшей за ним стражей.
Они пошли по тому же коридору, где уже проходили раньше, прошли через двор, потом через флигель и дошли до ворот переднего двора, где ждала карета, окружённая четырьмя верховыми. Бонасье посадили в эту карету, полицейский сел рядом с ним. Дверцы заперли на ключ, и оба оказались в подвижной тюрьме.
Карета двинулась медленно, как траурная колесница. Сквозь запертую решётку пленник видел дома и мостовую, только и всего; но, как настоящий парижанин, Бонасье узнавал каждую улицу по каменным тумбам, вывескам, фонарям. Когда они подъезжали к церкви Святого Павла, месту казни приговорённых к смерти бастильских узников, он едва не лишился чувств и дважды перекрестился. Он полагал, что карета тут остановится, но карета проехала мимо.
Далее он снова испугался, когда проезжали мимо кладбища Святого Иоанна, где хоронили государственных преступников. Одно только его несколько успокаивало, именно то, что прежде чем хоронить их, им обыкновенно рубили головы, а его голова была ещё на плечах. Но когда он заметил, что карета поворачивает к Гревской площади, увидел острые крыши ратуши и карета въехала под свод, он решил, что для него всё кончилось. Хотел тут же исповедаться полицейскому и на отказ его выслушать стал кричать так отчаянно, что полицейский сказал, что если он не перестанет, то ему заткнут рот.
Эта угроза несколько успокоила Бонасье. Если бы его хотели казнить на Гревской площади, то не стоило труда затыкать ему рот, потому что почти приехали к месту казни. И действительно, ужасную площадь миновали не останавливаясь. Оставалось опасаться Трауарского креста; и в самом деле, карета как раз туда и повернула.
Теперь не было уже никакого сомнения: у Трауарского креста казнили мелких преступников. Бонасье льстил себя пустою надеждою, полагая себя достойным Св. Павла или Гревской площади. Его путешествие и судьба должны были кончиться у Трауарского креста! Он ещё не мог видеть этот несчастный крест, но чувствовал, так сказать, его приближение. Когда к нему подъехали шагов на двадцать, Бонасье услышал шум, и карета остановилась. Этого бедный Бонасье, и без того подавленный пережитыми волнениями, вынести уже не был в силах. Он испустил слабый стон, похожий на вздох умирающего, и лишился чувств.
Глава XIV
Незнакомец
