Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.. Вадим Парсамов

Скачать книгу

произведений Ж. де Местра, Ф. Р. Шатобриана, Л. Г. А. Бональда и др. Однако в области стихотворной формы Гюго производил впечатление новатора[214].

      В предисловии к сборнику «Odes et ballades» 1822 г. Гюго отмечал тесную связь поэзии и политики: «Есть два умысла в публикации этой книги – умысел литературный и умысел политический; при этом, по мысли автора, последний есть следствие первого, ибо история людей представляется только тогда поэтической, когда рассматривается с высоты монархических идей и религиозных верований»[215]. В «Les Orientales» Гюго, напротив, отстаивает право поэта на чистую фантазию, не признающую никаких ограничений, идущих извне: «пусть поэт идет туда, куда он захочет, делает то, что ему нравится; это закон. Пусть он верит в Бога или в богов, в Плутона или в Сатану… или ни во что… Поэт свободен»[216]. Освобождая себя таким образом от тех ограничений, которые политика накладывает на поэзию, Гюго становится одним из творцов поэтического мифа Наполеона в европейской литературе.

      В двух стихотворениях нового сборника автор воспевает Наполеона в орнаментально-восточном стиле. Первое имеет характерный эпиграф «Grand comme le monde»[217]. Оно написано от имени каирского араба (un arabe du Caire) «libre et pauvre» (свободного и бедного), который воевал в войсках Наполеона. Символична картина, изображающая стоящего на скале острова святой Елены Бонапарта, который

      Embrasse d’un coup d’œil les deux moitié du monde

      Gisantes á ses pieds dans l’abime béant[218].

      Даже поверженный Наполеон остается властелином мира. Он продолжает владеть умами людей, превратившись в неиссякаемый источник поэтического вдохновения:

      Histoire, poésie, il joint du pied vos cimes.

      éperdu, je ne puis dans ces mondes sublimes

      Remuer rien de grand sans toucher á son nom;

      Oui, quand tu m’apparais, pour le culte ou le blame,

      Les chants volent pressé sur mes lévres de flamme,

      Napoléon! Soleil dont je suis le Memnon![219]

      От консервативно-монархической концепции оды «Buonaparte» ничего не остается. Величие Наполеона делает бессмысленным любую моральную и политическую оценку его деятельности: Tu domines dans notre âge; ange ou démon, qu’importe?[220]

      В. Л. Давыдов явно не принимает ни одну из концепций своего «учителя». Хотя трактовка Наполеона в «Les Orientales» ему явно ближе. Это видно уже из заголовка. Рядом с французским именем Наполеон стоит восточный вариант его фамилии Бунаберди, заимствованный из названия стихотворения Гюго[221]. Однако если у Гюго эта арабская форма имени Бонапарт мотивирована тем, что стихотворение представляет собой монолог араба, то у Давыдова оно является отсылкой к тексту Гюго. Поэтический язык Гюго декабрист использует для построения иного образа Наполеона.

      Давыдов сохраняет основной мотив оды своего предшественника: Наполеон – посланник мстящего Бога (Dieu vengeur). Однако если для Гюго он всего лишь слепое оружие Провидения: живой бич (fléau vivant), не знающий пославшего его Бога (ignorant Dieu qui l’avait envoyé), то для Давыдова он ангел-истребитель (l’ange exterminateur), его рука метала некогда Божий гром (sa main jadis lansait la foudre // de ce Dieu). По сравнению с Гюго Давыдов указывает более конкретно объект, на который направлен Божественный гнев. У Гюго это французская нация в целом:

      Naguére, de lois affranchies,

      Quand la reine des nations

      Descendit de la monarchie,

      Prostituée aux factions[222].

      Называя

Скачать книгу