Отломи.
Мука высшего сорта, белая, от нее сахар улетит в вышину. Возможно, дрожжи, и все в желудке забродит, забурлит. Маргарин или сливочное масло – новый приговор. Тушеная капуста с кусочками шампиньонов, в сметане…
Юля не успела протянуть ей половину пирожка, как Маша уже проглотила его, не разжевывая. От пирожка во рту осталось слабое послевкусие и пустота – Маша разозлилась на саму себя, как злилась снова и снова. Нет чтобы долго держать его во рту, рассасывать, наслаждаться запахом, нет чтобы отламывать по крохотному кусочку и сидеть, зажмурившись, до самого вечера – она просто сожрала и не почувствовала. А дома глюкометр снова наябедничает цифрами, и Оксана вздохнет, и посмотрит этим своим взглядом свысока, и даже говорить ничего не будет или протянет лениво:
– Мария, это все-таки твое здоровье…
И неизвестно еще, что хуже.
Юля-моль сидела напротив и смотрела на Машу с неприкрытой жалостью. Молчала.
Маша поднялась под ее приговором-взглядом, сгребла сумку и сказала негромко:
– Спасибо. Вкусный.
– Да не за что. – Юля вернулась к кружке с остывшим чаем и зачавкала пирожком.
Маша сбежала.
В туалет. Закатать свитер, уколоть в жирную складку на животе несколько единиц инсулина. Только бы не видел, не знал никто о ее слабостях… До конца дня пирожок этот несчастный бурлил внутри Маши, а самой Маше хотелось прореветься. Она потратила долгожданную четверку на ту еду, которую даже не распробовала, не заметила, не почувствовала. С таким же успехом она могла съесть дольку шоколада на фруктозе, грушу из сумки или… Кишки схватывало, крутило, и Юля-моль косилась на нее, а Маша прижимала кулак к ребрам и кривила лицо. Ей даже не нужно было зеркало, чтобы в этом убедиться.
К последнему уроку она преисполнилась мрачной решимости – раз уж такая тряпка безвольная, не может отказаться ни от хлеба, ни от пирожков, значит, будет воспитывать в себе силу воли, ответственность. Она прошла мимо курящих и давно уже не хихикающих над ней одноклассников, снова заметила вдалеке густые рыжие волосы, встала за крыльцом бассейна, чтобы не задувало в лицо, и набрала номер Виталия Павловича.
Она твердо решила спасать Сахарка.
И пусть кто-нибудь: папа, Оксана, диабет, приют или собственная слабость – только попробует ей помешать.
Глава 4
Сын и краски
Стоило чуть звякнуть ключам в подъезде, как Юра уже верно ждал у двери, разве что тапочки зубами не подавал, да и то лишь потому, что тапочек у них в квартире не было, все как-то носками обходились. Кристина с трудом заволокла на пятый этаж распухший от вещей мешок, сгрузила на лестничной площадке и постояла, пытаясь отдышаться. И вроде бы немного безделиц собрали, и в гараж все сгрузили (отец Даны им мало пользовался, и стеллажи зарастали чужим мертвым хламом), да и сама Кристина выбирала только самое важное для полотна, а вот же – выпирает отовсюду из холщовых боков, лезет из горловины, не заткнешь.
