засохшие лужа и брызги крови.
– Кто? – спросил Энгусов.
– Вера Ефремовна. Детей мы увели в другие группы, обзвонили родителей, чтобы те их поскорее забрали, – объясняла заведующая. Она ухватилась за Энгусова, как за соломинку.
Всего здесь было человек около пятнадцати – мужчины и женщины. И свои, и пришлые.
Илюшка выглядел непокорно, как народоволец накануне казни. Белая маечка и голубые трусики его были в бурых пятнах.
– Это всё Выс-се-гол-лов, а я не хотел!.. – голосил плачущий навзрыд Мишка. Сопливый, слюнявый, обоссанный, потный. Полный всяческих поганств и неудобоваримостей.
– Ябеда-заябеда, скажи ты чёрной жабе «да»! – презрительно бросил Илия. И тут же добавил другим тоном: «Официально заявляю о своей полнейшей непричастности к произошедшему, а только это сделал любовник Веры Ефремовны, с которым она вечно тискается, двумя утюгами, по одному в каждой руке, а я, наоборот, остановить хотел!»
«Тискалась», – машинально подумал Энгусов.
– Что за ерунда! – удивилась заведующая. – Николая Семеновича сегодня и в саду-то не было.
– Оба в крови, обоих с утюгами видели… – индифферентно молвил один из служивых человеков.
– Артисты! – сказал кто-то.
– Ещё официальней заявляю, – ещё официальней заявил Илюшка, – что этот любовник чёрным ходом прошёл, и оба они с Мишкой втянули меня, а всякое сомнение трактуется в пользу обвиняемого, вот вы и трактуйте!..
«Откуда он только слова знает такие?» – подивился Энгусов.
Тут Илюшка взглянул в сторону отчима, взгляды их скрестились, и Энгусов даже вздрогнул… впрочем, так ли важно, отчего вздрогнул Энгусов? Здесь ведь и вообще не об нём речь! Не правда ли?
А так-то… ну, что особенного – обычное защемление жизни!.. Мало ли вообще этих самых, всяческих защемлений! Смерть же вообще пронырливей жизни: глядь! а она уж у тебя за пазухой! Смерть-то!.. За твоей собственной пазухой. Непримиримая и взыскательная. Вот как случается!..
Человеки, которые были автомобилями
На сей раз путь его был практически предопределён. Сегодня никаких белых кабаков, никаких других забегаловок – только чёрный, только родимый! Причина – в том самом, роковом обещании Василия Абрамовича до отвала накормить и напоить Энгусова за счёт заведения. За его трудовой подвиг! За вынос тела букмекера.
Тогда, правда, ещё и девица Морякова подвизалась. Но это ничего: у неё отдельные счёты с Василием Абрамовичем. Она Энгусова не объест и не обопьёт.
Чёрный кабак был полон всяческой цивилизованной швали, но свободные места ещё наличествовали. Из людей в указанной дислокации отирались Бобриков (волюнтарист) и Дунин (мужик). Ну, этих вы уже знаете!
Были ещё, правда, два добрых молодца, криворотых и беспонтовых. Из разряда казусов и ляпсусов и с сызмальства попорченной крови.
