на вид люди, если будет голод, первым делом обгложут кос-ти его детей. Он понял: ему придется соблюдать их ритуалы и строить в первую очередь их империю, делая ее все больше и сильнее, а о своей по-ка придется забыть. На первый взгляд это были милые, сытые люди, но их неистребимая тяга унизить… «Вероятно, они сами росли в унижении, или, скорее, наоборот: они никогда не испытывали унижения» – думал тогда Иосиф. Он понял, что им доставляет удовольствие, когда их боятся. И как они ловко умеют это сделать: провернуть фокус, нашептать внушение, не прибегая к крайним мерам, а только намекая на них. «Вероятно, это в них доминирует, потому что все в них естественно, непридуманно, все шло прямо из них, из их естества, и после того, как очередной строптивец был безжалостно растоптан, они могли его пожалеть. Не только для того, что-бы он не слал в их адрес проклятья, обращаясь к Всевышнему, они приру-чали его. Доходило до того, что он, будучи жертвой, должен был еще и молиться за них и, оставшись на самом деле без куска хлеба, работать на них не покладая рук, от зари до зари» – с отвращением и презрением к се-бе, к ним, ко всему устройству мира вспоминал Иосиф.
А Али с Салимом радовались, смеялись, топали для острастки, сжимая в карманах крепкими пальцами пренебрежительно скомканные карманные деньги. «Язычники, строящие из себя верующих»– думал он, с грустью по-нимая, что они надолго.
И долго еще после той встречи и многих после взгляд Иосифа был похож на тусклое зимнее солнце. У него было ощущение что его облили масляной краской и теперь он никогда от нее не отмоится. И продолжал смотреть на Солнце клеймящее застывшую кожу неба, и замедленно реагирующие, уже не ропщущие зрачки, покрытые снежными бурунами и накрытые летящими женскими платками трубных дымов, наполняющих жизнь матовыми оттен-ками смирения.
15
НОЧНОЙ ВАКУУМ
В выходные дни Иосиф с Салимом, уже больше по привычке, нежели ра-ди интереса, посещали ночные клубы. Иосиф изучил Салима давно и знал о нем почти все, что помогало ему числиться его другом, потому что об ис-кренней дружбе с его стороны не могло быть и речи. «Фарс, фарс, фарс…» – напевал Иосиф. Он прекрасно знал, что Салим всегда говорил больше, чем делал, и никогда не делал больше, чем говорил. Он знал, что Салим в гневе и Салим в радости – это два разных, непохожих и незнакомых друг с другом человека. Время Салима проходило в обещаниях самому себе, близким и ок-ружающим, но выполнять их он тяготился, скорее не из-за непрактичности и непостоянства характера, а чтобы не создавать прецедент, защелкивая на се-бе наручники обязательств. «Я никому не обязан, пусть отдыхают…»
Иосифу иногда казалось, что, обещая направо и налево, Салим не столько оттачивает мастерство красноречивой, правдоподобной, энергичной лжи, сколько провоцирует собеседников на ответные обещания. А ответные посу-лы он не забывал и даже через месяц мог явиться к обещавшему со словами: «А помнишь, ты… я хочу… сделай, как ты сказал…»
