картинка. Это сейчас появилась возможность пересматривать программы, одна беда: как их отыскать в горах телемусора?
Я не назвал многих достойных педагогов, да недостойных и не было; были необязательные дисциплины, отнимавшие огромное учебное время. Однако базовые предметы подавались замечательно. На лекции Александра Васильевича Калинина мы шли с особым настроением, как на встречу с добрым магом, который покажет нечто такое, что раскроет в нас какие-то новые качества, и мы сами станем чародеями. А читал Александр Васильевич курс «Лексики русского языка»! И это не только мое восприятие – все сокурсники были в восторге от его лекций; вернее будет сказать: он собирал нас не на лекции, а на откровенные беседы, он передавал нам свои новаторские методы чтения как литературных вещей, так и газетных публикаций. Думается, он активно создавал язык современной журналистики – без оглядки на официоз.
Не могу не вспомнить курьезный случай с моим непосредственным участием. Я поджидал Сергея Г., который отлучился на зачет по курсу русской литературы 19 века. Зачет принимал сам Владимир Александрович Архипов – еще один гигант из группы факультетских полубогов-олимпийцев. Не знаю, с чем можно сравнить его лекции: это и спектакль одного актера с остроумными мизансценами, неожиданными поворотами мысли, порой с хохотом и долгими паузами переваривания сказанного. Меня не впечатлило начало «Мертвых душ». Владимир Александрович с первых слов в корне изменил мнение, я даже устыдился за неумение читать. Архипов наизусть и как бы равнодушно представил нам картину въезда экипажа – эка невидаль! И тут наш лектор оживился: «… два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. „Вишь ты, – сказал один другому, – вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?“ – „Доедет“, – отвечал другой. „А в Казань-то, я думаю, не доедет?“ – „В Казань не доедет“, – отвечал другой. Этим разговор и кончился». Лекция же Архипова только началась. Заметьте: не простые мужики у кабака, а русские! – примерно так Владимир Александрович начал раскручивать мысль, которую никто из нас наверняка не отметил: русские мужики даже в подпитии озаботились не здоровьем хозяина экипажа – нет! Колесом! Несколько раз подступал он к этому колесу уже не сдерживая эмоций, вслед за ним стали заводиться и мы. Наконец вся аудитория расхохоталась. После лекции я перечитал главу уже по-архиповски. Теперь я по-иному воспринял реакцию Пушкина на чтение Гоголем глав поэмы: поэт хохотал до слез. Потом и у Пушкина, у его друзей, и у меня смех сменился глубокими и далеко не радостными раздумьями.
Однако вернусь к зачету. Вдруг выбегает Сережа и, не давая опомниться, тащит меня в аудиторию, по пути поясняя: «Архипов
