розыгрыш.
О происшедшем дед по обыкновению не распространялся, главное, что овцы оставались целы…
Я бежал домой в надежде что-нибудь перекусить, присутствие на трапезе у Желтяковых только растравило аппетит, лучше было бы сразу уйти… Перед глазами, как волшебная лампочка, лучилась капелька под носом деда. Увы, ничего готового не нашлось, мама была где-то в полях, когда-то вернется! Бабушка Катюха на завалинке грела кости, что-то бурчала сквозь дрему, брата Вани тоже не было, это хорошо: он не дал бы мне забраться в подпол, где мама хранила неприкосновенный продовольственный запас. Никогда до этого не лазил туда, а тут голод оказался сильнее возможного наказания. Возле столбика, подпирающего половую балку, стояла корзиночка с яйцами и крынка молока, налитая под самый край. Перед раздачей молока мама снимала деревянной ложкой сливки, потом из них сбивала масло, которое относила на приемный пункт в счет погашения обязательного налога. Нам доставалось самое сладкое – облизать ложку. Мы с братом строго соблюдали очередность. И тут я дорвался!
Ни ложки, ни кружки не нашлось, пришлось зачерпнуть ладошкой. Что-то попало в рот, большую часть пролил. Подумав, как исправить ситуацию, сел на землю и припал к крынке губами. От глубокого глотка закашлялся. В поле зрения оказалась корзиночка с яйцами. Взял одно, попробовал на зуб, но скорлупа не поддалась, догадался стукнуть о столбик, скорлупка лопнула, содержимое полилось мимо пальцев на землю. То, немногое, что осталось в ладошке, всосал вместе с скорлупой. Больше размазал по лицу, чем попало в рот. Со вторым яичком обошелся аккуратнее: пробил небольшую дырочку и высосал содержимое. Дальше все пошло быстро, без каких-либо проблем. Я даже удивился, когда корзиночка вдруг оказалась пустой, а возле столбика белела горка скорлупы… И тут слышу голос мамы:
– А хто открыл подпол?
– А бог ево зная, – ответила бабушка, – думала, ты сама там.
Я замер ни жив, ни мертв. Мама наклонилась над западней и строго спросила:
– Алешка, это ты в подполе? – Я промолчал. – Вылазь. – Поднялся, сделал шажок, и тут мама, схватив за шиворот, выдернула меня на пол, а сама спустилась в подполье. Скоро она выставила испачканную сливками крынку и кузовок с яичной скорлупой. Я покорно ждал экзекуции, но вместо нее услышал то, чего никак не ожидал:
– Тебя не тошнит?
– Нет, – выдавил я. Мама внимательно посмотрела на меня, покачала головой и подтолкнула:
– Иди, умойся, – просто сказала она. Я удивился: надо же, не крикнула даже. Лишь много позже я узнал, почему не получил взбучки.
– Сама испужалась: вдруг заворот кишок, четыре годка всего—то, а тринадцать яиц выпил! Слава Богу, обошлось, даже не вырвало.
Долго вспоминала мама это происшествие. А я всегда заливался краской.
