который она посетила за последние два месяца (опять с Глебом!), понравился Вере больше всего: совсем маленький, с облупленной стеной, массивными балками на потолке, оставшимися от разорившегося швейного кооператива, советскими цветными светильниками с пластмассовыми абажурами как у Веры в комнате, круглыми столами с изогнутыми ножками, чехословацкими мягкими стульями с деревянной спинкой – да, Генжирдан сумел удивить.
– Тут здорово! – не стала ломаться Вера.
– Согласен, но как кормят, не знаю.
Кормили котлетами по-московски и осетриной. Вере понравилось, хотя мама заметила бы, что корюшка надёжнее.
– Хочешь, потанцуем? – Глеб, кажется, ей улыбнулся?
– Помню, ты неплохо танцуешь, но я так не умею, – Вера вздохнула, её на самом деле гложил стыд за свою не музыкальность и косолапость.
– Ерунда, научу.
– Когда и где, Глеб? Я уезжаю через три дня.
– А я приеду в Питер, есть дела, – упрямо талдычил мужчина, в шутку или нет, непонятно.
– Тоже на три дня?
– Думаю, дней на десять.
– И будем учиться танцевать? – Ну, никак ею не считывался мотив его поведения.
– Это тоже. Явлюсь к твоим родителям просить твоей руки.
Вера побледнела:
– Глеб, не шути! Я не пойду за тебя замуж!
– Почему?
– Я тебя совсем не знаю!
– Знаешь, но тормозишь пока… Я подожду, сколько нужно, только не ври мне и не играй ни с кем в любовь, не потерплю, – он вновь стал серьёзным.
– Глеб, я, конечно, девушка православная и шуры-муры со скуки ни с кем заводить не собираюсь. Но ты-то как ставишь мне условия, у тебя же куча любовниц, прошу прощения, сам говорил? – от подобной тирады бордовое возмущение залило уши.
– Я со всеми расстался, честно, хотя пришлось нелегко. Труднее бросить пить – это тоже честно, пока не получается, сорвался на днях. Помолись за меня.
Он дёргает за какие-то внутренние ниточки Вериной души, и она не в силах отказать, вспылить или просто отмахнуться.
– В храм не ходил? – вздохнула обречённо, остановив свой взгляд на красном старом кирпиче за его спиной.
– Нет, но готов. И исповедаться, и причаститься. Поможешь? Что нужно?
– Три дня поститься, – девушка испытующе уставилась-таки на Глеба: неужели согласится?
– В смысле?
– Женщин не иметь, не есть мяса, яиц, молочного, не курить и не выпивать.
– Три дня?
– Три.
Глеб задумался, мысленно примеряя на себя жизненные обстоятельства.
– В Москве не получится, только в Питере, и то уж лучше совсем ничего не есть. Что остаётся: сок, чай, каша, рыба, макароны? И вместо коньяка лимонад Буратино? Вместо Marlboro карамель Дюшес? –
