в постилку костры, снести ее на грогот и высыпать в него.
Что за грогот?
Да грогот этот с нашу печку был, метра два над полом, и сейчас как сыпанёшь костру в него, так он и закрутится, костра отсеивается, отсеивается и когда, наконец, останется от нее одна брызга, то должна я ее отнести к той бородильшыце, у которой и выбрала.
Ну, проработала первый день на этом гроготе и аж задохнулася! Всё-ё казалося, что забила пылишша все мои легкие и ни-икак не могу прокашляться, ни-икак не продохну!
– Ма, – говорю вечером, – крепко ж трудно! Лучше я опять на бахшу пойду, там хоть и тяжело, но все ж на воздухе.
– Привыкнешь, – только и ответила.
И осталась я, и привыкла. Кончали работать в шесть часов, а летом в эту пору солнце высоко-о стоить! Тепло, зелень кругом, до деревни километра четыре, и вот идем, бывало, песни кричим. Весело-то так! А ходили мимо бахши, и подруги-ровесницы, что там осталися, всё-ё завидовали: мне-то на фабрике платили двадцать копеек за день, а им только по десять.
А раз получку нам что-то задержали допоздна и так случилося, что девчата, с которыми домой ходила, ушли раньше. А было уже часов десять. Ну, зашла я к пекарю, купила булочек горячих, а хозяйка и говорить:
– Что ж это ты так поздно, девочка?
– Да мне тут… недалеко, – отвечаю.
– Не-ет, вижу я, ты из деревни, – она-то. – Но ничего, бяги, тут, вроде, спокойно. Бог дасть, никто не обидить.
Пошла я… Ну, когда шла по городу, хорошо было, народу много гуляло, а вот когда за город вышла… ни души! А тут надо было переходить через мост тот проклятый… Говорили-то, что в двенадцать ночи под ним нечистые силы сбиваются и что человека под ним раз зарезали.
А так дело было. Недалеко от этого моста жил бедный мужик со своим семейством, и однажды убил какого-то богача под этим мостом, сразу рзбогател. Потом прошло много лет, стал он раз под праздник барана резать, а тут – крик: «Человека убили, человека зарезали!» Выскочил на улицу, а руки-то в крови! Да еще и нож… Вот и закричали сразу: это он убил, он! Отнекивался этот мужик, отнекивался, но ничего не помогло, схватили его. И только на суде признался, что да, правда, убил человека, но давно это было.
Много страшного рассказывали про этот мост, и когда я все это вспомнила, то аж волосы дыбом стали и почувствовала, как платок стал на голове подыматься, да и вся как задеревенела всёодно и ни-икак не могу ступить на него! Побежала назад, а сама и думаю: а как же дома-то?.. меня ж мамка ждёть, волнуется. Да вернулася, подошла к мосту опять… а ступить на него всеодно не могу! Рядом столб стоить, а мне кажется, что сатана, и рога то у него дли-инные-длинные! А когда зашла так-то сбоку да глянула под доски… а там – черти! Кишать прямо и ждуть, когда я только ступлю на него и тогда схватють и слопають. Но идти ж надо? Ну, думаю, пусть будить Божья воля! И как пушшусь через этот мост что было силы! Бягу, пятками по бревнам стучу, ног под собой
