ясность в формулировки излагаемых своим сотрудникам приказаний и пожеланий. Каждый такой разговор был испытанием, в свою очередь, профессиональных достоинств его подчиненных, и по их реакции Анатолий Петрович, видимо, составлял своеобразный рейтинг личных предпочтений.
Так, если сбитый с толку человек пытался вновь связаться с руководителем, уточнить «кое-какие детали», разобраться, чего же от него хотят, его можно было пошпынять за недостаточную сообразительность и возвысить на него голос со словами вроде: «Почему я должен по десять раз повторяться?!», или: «Ну сколько же раз мне нужно вам объяснять?!», или: «Что же, интересно, я сказал непонятного?!»; от появления такой возможности, наряду с некоторым раздражением, Ковыляев, без сомнения, испытывал каждый раз и приступ тщеславного блаженства; а потому, в целом, к таким сотрудникам президент Топливной компании относился снисходительно, привечал их.
Если же обескураженный исполнитель в ужасе застывал с зажатой в руке трубкой, холодел от осознания того, что ровным счетом ничего из того, что сказал ему целый, страшно подумать, президент компании, он не понял и не имел шансов понять; и полностью раздавленный собственным ничтожеством на фоне стратегического полета мысли крупного руководителя, он ничего не переспрашивал, боясь навлечь на себя вельможий гнев, а свой страх и трепет транслировал беспричинным гневом на собственных подчиненных, начинал собирать их на бесконечные совещания и уже им, также ничего не понимающим, устраивать разносы за профнепригодность и недостаточную расторопность в выполнении поставленных, но толком не разъясненных благодетелем задач; если это происходило так – то именно на такого «исполнителя» изливались все возможные и невозможные блага, грела его самая глубокая и искренняя привязанность испытывающего наставнический экстаз Анатолия Петровича. Таких подчиненных он отечески любил и охотно продвигал по службе.
Хуже всего для подчиненного Ковыляева было – не задавать ему никаких вопросов, но и не разворачивать сразу бурной, необузданной деятельности, и, таким образом, не предоставлять ему искомой возможности возвыситься над ничтожеством. Да еще и, не дай Бог, все тихо и быстро выполнить, ни разу больше не прибегнув ни к разъяснениям и консультациям Ковыляева, ни к шумным мероприятиям с привлечением большого количества людей. И доложить о выполнении. Или, хуже того, выполнить и не доложить. И не допустить даже гипотетической возможности к чему-нибудь прицепиться и потешить самолюбие. Такое бывало редко, но, случившись, повергало Анатолия Петровича в крайнее раздражение и разочарование. Таких подчиненных президент Топливной компании совсем не любил.
К несчастию своему, Щеглов, хоть и освоив уже, кажется, все эти премудрости ковыляевской индивидуальности, никак не мог заставить себя действовать в подобных случаях карьерно выгодным образом: предпочитал разбираться в заданных Анатолием Петровичем загадках без его участия, делать все без суеты и массовости. Так – ему
