а потом подсовывал разные игрушки, мелки для рисования, механические конструкторы, музыкальные инструменты. И ждал, наблюдая, с чем я охотнее всего забавляюсь, и к чему у меня есть талант. Вот только никакого таланта у меня нет, и по мере того, как я росла, это становилось все очевиднее. С какого-то момента все уже не сомневались, что я останусь позади. Никто не говорил мне этого вслух, но я знала, все видела в глазах отца, сестер, даже прислуги, – она удивленно тряхнула головой. – Я была уверена, что все они правы.
– Но ведь ты пережила Скачок? Может, у тебя все-таки есть какие-то скрытые способности…
Финнен чувствовал, что его оптимизм звучит фальшиво. Да, этот Скачок не забрал Каиру, но это мог с успехом проделать следующий, через несколько лет, может, даже месяцев. Наверняка так и будет. Имело ли дитя Хаоса хоть какой-то шанс дожить до Пробуждения? А какие шансы имелись у него самого? Никто не знал точных планов Предлунных, но из расчетов следовало, что их ждет еще от нескольких до полутора десятков Скачков, во время которых будут отвергнуты свыше девяноста девяти процентов граждан Лунаполиса, и, соответственно, к концу останется около тысячи человек, которых Предлунные по тем или иным причинам сочтут самыми совершенными.
От нескольких до полутора десятков Скачков. Если и дальше они будут следовать в том же темпе, то Финнен и Каира окажутся принадлежащими к последнему поколению – тому, которое достигнет Пробуждения.
Он ощутил страх – не ту приятную эмоциональную дрожь, которая так ему нравилась, но настоящий, пронизывающий страх, словно стоял на шпиле Купола и смотрел вниз, на открывающуюся под ногами пропасть. И он знал, что рано или поздно в нее рухнет – при очередном Скачке или следующем за ним. Ему не суждено постареть и умереть естественной смертью, лишь погибнуть в прошлом, в пламени, из-за заражения от ран или от испорченной еды.
«Время заканчивается», – сказала прекрасная Алика, и, вероятно, то была единственная умная фраза за всю ее жизнь.
У него кружилась голова, в животе мутило, будто он спускался на временном лифте.
– Пойдем прогуляемся, – отчаянно предложил Финнен, бросив взгляд на Каиру. Ей тоже должно было быть страшно, еще больше, чем ему, и тем не менее, она вовсе не выглядела испуганной. Он ощутил легкую неприязнь. Может, она была чересчур глупа, чтобы думать о будущем, а может, как и многие другие, просто жила сегодняшним днем.
В любом случае, он ей завидовал.
Ветер утих, разогнав до этого тучи, и в небе теперь ярко сияли три луны – самый большой серебристый Воз, розоватый Возница и голубой Вол.
Сперва они шли в гору, в сторону выше расположенных кварталов, большинство из которых были заброшены. В течение столетий Лунаполис разрастался, чтобы затем, по мере того как уменьшалось число его жителей, а из провинции уже никто больше не прибывал, начать сокращаться. Те, кого пощадил Скачок, занимали дома своих менее удачливых соседей, медленно, но неуклонно перемещаясь в сторону центра.
