кофе и расправлюсь со своими яблоками (а также с половиной его), а потом подался вперед, сложил пухлые ручки на коленях и спросил:
– Дитя мое, ты умеешь стрелять? Револьвер, пистолет?
Тут до меня вдруг дошло.
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – выпалила я, и, боюсь, далеко не так вежливо, как следовало бы. – Зачем вам в подвале пулеметы? Вы за партизан?
– Разумеется, дитя мое, – ответил он. – Ты разве не поняла?
– Но я думала, что вы против коммунизма.
– Разумеется, против. Я считаю коммунизм отвратительной идеологией, ложным пророчеством, извращением учения Христова. Ложным пророчеством, которое перенимает Его послание, дивную весть о справедливости и заботе о ближних, и лишает это послание всей его спасительной силы. Пустой светский культ, который отрицает всякую возможность загробной жизни, отрицает самое существование нашего Господа, а ведь Он любит нас и готов простить нам все наши грехи, если только мы повернемся к Нему. Конечно, я против коммунизма. Но – коммунисты? Я знаю нескольких убежденных коммунистов, которые делают благое дело. И если я могу помочь им, то я буду им помогать в меру своих скудных возможностей. Но ты так и не ответила, умеешь ли ты стрелять.
– Умею. Меня брат научил.
– Тогда у меня для тебя кое-что есть. Подожди-ка.
Он поднялся и вышел, а я осталась сидеть у огня, чувствуя себя по-дурацки. Дон Ансельмо вернулся, наверное, через пару минут, но мне казалось, что времени прошло больше. Войдя, он со стуком закрыл за собой дверь.
– Держи. Я не сразу нашел патроны к нему. – Дон Ансельмо достал из кармана маленький револьвер и протянул его мне.
Револьвер выглядел просто глупо – смехотворная курносая штучка вроде тех, которые в девятнадцатом веке иные дамы носили в ридикюле.
– Выглядит нелепо, я знаю, – сказал дон Ансельмо. – Но мне точно известно, что он лучше, чем ничего. А ты без труда сможешь спрятать его где-нибудь… э-э… под одеждой. Если ты станешь носить его с собой, мне будет легче.
Я еле сдержала смех. Чуть не сказала, что не понимаю, как вообще можно застрелить кого-нибудь из этой старомодной игрушки, если только враг не окажется прямо у меня перед носом. В какую же переделку надо попасть? Но потом до меня дошло, в какую переделку мне надо попасть, чтобы пришлось стрелять в упор; я протянула руку, и дон Ансельмо вложил револьвер мне в ладонь.
Потом он снова полез в карман, вынул кожаный мешочек, и я протянула другую руку. В мешочке были крохотные патроны.
– Спасибо, – сказала я, потому что ничего больше не смогла придумать. – Спасибо, что дали мне его. И спасибо за… – Мне хотелось сказать «за то, что вы мне доверяете, за то, что говорите со мной как со взрослым человеком, с товарищем». – За гостеприимство, – закончила я.
– В доме моего Отца много углов, – проговорил дон Ансельмо.
Клянусь – в этот момент я услышала, как
