Пусть мальчики пасут лошадей, я буду помогать им в этом; пусть они помогают твоему отцу приносить мясо и шкуры, добытые им, но никогда не позволяй им заниматься женской работой!
– Ты прав, как всегда прав! – сказала Отаки. – Я так расстроена болезнью моей матери, состоянием моего отца, что едва ли понимаю, что говорю. О, почему я не родилась мальчиком? У мальчиков есть все, они могут делать все, что захотят. Девочки, проведя несколько счастливых детских зим, превращаются в рабынь, выполняющих работу в вигваме. Только подумай, я больше не могу охотиться с тобой! О, Апа! Неужели тебе не жаль меня?
– Да, мне жаль! – ответил я. – Но не будем терять надежды. Твоя мама, вероятно, скоро поправится, и тогда нам снова будет хорошо вместе.
Отаки покачала головой.
– Какая может быть надежда, если даже Падающий Медведь и его трубка Грома не смогли вылечить ее? – воскликнула она, и на это я не нашелся, что ответить.
Мы просидели там на холме до сумерек, не проронив больше ни слова, но о многом задумавшись, а потом отправились домой. Я сказал своим отцу и матери, что решила Отаки, и они очень хвалили ее. Моя мать сказала:
– Какой бы безрассудной и своенравной она ни была, но я всегда знала, что, когда придет время, она возьмется за работу в вигваме с твёрдым намерением выполнять ее хорошо. Я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь ей.
На следующее утро, когда Утреннее Перо вернулся от своего табуна и обнаружил, что у Отаки уже был готов и ждал его ранний завтрак – хорошо прожаренное мясо, кусок спинного сала и маленький котелок с кутенайским чаем, он был так удивлен и обрадован, что на него было смешно смотреть.
– Как, дочь! – воскликнул он и посмотрел на еду, которую она поставила перед ним, и на неё.
– О, доченька! – снова воскликнул он. – Я такого от тебя не ожидал! Где твои родственницы? Разве они не приходили к нам сегодня утром?
– Они пришли, и я отправила их домой. Теперь я буду готовить и убирать в вигваме, – ответила Отаки; и тут он удивился ещё больше, и просто сидел и смотрел на неё, как будто не мог поверить, что правильно её расслышал.
– О, не нужно так на меня смотреть, – сказала ему Отаки. – Я имею в виду то, что говорю. Конечно, я не могу выделывать кожу для новой обшивки нашего вигвама, и ты должен поручить это женщинам, но с этого момента я забочусь об этом вигваме. И, несмотря на свой юный возраст, мои сёстры должны помогать мне, а мои братья помогут тебе с лошадьми и на охоте.
– Что ж, ты можешь попробовать, ты и младшие. Если ты справишься с другой работой так же хорошо, как и с завтраком, я думаю, что нам не придется обращаться за помощью к нашим родственникам, – сказал Утреннее Перо.
Мать Отаки лежала на лежанке, улыбаясь и вытирая слезы с глаз.
– Я плачу, потому что я так счастлива, – сказала она. – Я боялась за нашу дочь, я боялась, что она станет никчемным человеком, но она нашла себя. О, я счастлива этим утром, даже несмотря на то, что я больна!
