какое-то! Нельзя сидеть, как в метро на скамье в ожидании поезда. Поезда уйдут, и останешься на платформе одна.
Эльза вытерла слезы, уже начавшие капать с носа, и решительно открыла книгу. Она должна отвлечься. Любым способом.
Шум таверны оглушил Давида и Сильвию, как только открылась дверь. Массивное дерево поглощало звуки, которые волной наваливались на входящего: громкие требования еще пива, гогот над солеными шуточками, стук пивных кружек друг о друга и о стол и еще более резкий стук костяшек домино.
Казалось, весь поселок собрался здесь, как в своем естественном центре. Каменные стены выглядели устойчивыми и давними, как скалы. Цельное, грубо обработанное дерево столов таверны напоминало, что лес близко, а магазин «Икея» далеко. Целые поколения дедов, отцов, сыновей привычно стучали кружками об эти столы, требуя пива, чего не выдержал бы никакой лак. Обширный зал, не менее ста квадратных метров, был посыпан толстым слоем опилок, впитывающим пролитое пиво и грязь многочисленных сапог, которые топтали и разносили эти опилки повсюду. Через всю боковую стену тянулась стойка, на ней стояли четыре пивные бочки с кранами, откуда двое расторопных барменов беспрерывно наливали пиво в кружки жаждущих. За их спинами в открытых дверных проемах виднелись повара, среди исходивших паром кастрюль готовившие привычную тут еду: тушеные овощи, преимущественно баклажаны с перцами и помидорами, тушеную свинину с луком, рыжики с картофелем и еще нечто вроде кровяной колбасы. Блюда ставили на большой вращающийся стол, выходивший противоположным краем в зал, где официанты подхватывали их и бегом разносили едокам.
Посетителей в таверне было не менее сорока. Эстебан правильно сказал: тут нервный центр местной жизни, место встреч одиноких людей с себе подобными, место, где человек после изматывающего трудового дня разделял с ближним трапезу и беседу.
Давид вдруг ощутил, что где-то глубоко внутри он чувствует ликование. Ведь он был в том самом месте, куда Томас Мауд, возможно, приходит по вечерам. Он немного ошалело оглядывался, но все лица казались одинаковыми. И все же вдруг где-нибудь в углу прямо сейчас одиноко сидит молчаливый человек, сжимая стакан виски в шестипалой руке, незаметно наблюдая за окружающими, подмечая все: жесты, складки одежды, глубинные движения души. О, он сразу узнает Томаса Мауда, с первого взгляда – Давид не сомневался в этом, – даже не разглядывая его пальцы. И без этой своей умопомрачительной особенности Мауд должен быть человеком необыкновенным, значительным. Нельзя же написать роман, проданный в девяноста миллионах экземпляров, и выглядеть как все! Так думал молодой редактор, волнуясь и ожидая, что вот-вот встретится взглядом с великим писателем и они оба сразу все поймут – как в детективной истории преступник сразу все понимает, когда сыщик кладет ему руку на плечо после долгого преследования.
– Ой, я вижу свободный столик, вон там. Давид, займи его скорее, пока нас не опередили.
