улыбается и приникает ртом к горлу умирающего.
Глава восьмая
Райн
Септимуса я возненавидел с первого взгляда.
Я точно знал, кто он, но даже если бы и не знал, его внешность быстро бы мне подсказала.
«Этому кроверожденному вельможе нельзя доверять», – кричала моя интуиция.
Когда во время Кеджари он подошел ко мне, я не пожелал иметь с ним ничего общего. Но он цеплялся, как неприятный запах. Точнее, как болезнетворное поветрие. Этот мерзавец приходил ко мне снова и снова.
Поначалу он ничего не предлагал, появляясь как бы между прочим. В дни, предшествующие Кеджари, он оказывался везде, где находились мы с Мише, и подолгу торчал рядом с нами. Поначалу это не вызывало у меня подозрения. Он вел себя так же, как и большинство кроверожденных во время состязания: пользовался возможностью общаться с другими домами и прикидывал, где и на кого оказать влияние.
Повторяю, тогда меня это не беспокоило. Торчит и торчит.
Но потом, на третий или четвертый раз, я заподозрил неладное. А к тому времени, когда он отвел меня в сторону и сказал: «Я знаю, кто ты на самом деле», – он уже вызывал неприязнь.
Фраза, брошенная им, меня насторожила. Я перешерстил свой внутренний круг, пытаясь понять, откуда он это узнал, однако я и сейчас был в полном неведении. Но после той фразы он начал на меня давить.
«Тебе не сделать это одному. Ришане не настолько сильны. Твоя победа в Кеджари ничего не изменит».
«Тебе понадобится помощь».
«Позволь тебе помочь. Давай поможем друг другу».
Я грубо потребовал оставить меня в покое. У меня и в мыслях не было заключать с ним сделку. Я еще давным-давно узнал, насколько опасен тот, кто предлагает тебе все, чего ни пожелаешь.
А потом он заметил Орайю.
Я хорошо помню, когда именно он понял, что может использовать ее против меня. Это было на пиру Полулуния, когда он назвал ее Несаниной.
Я отказывал Септимусу до самого конца. До момента, пока он не помахал передо мной жизнью Орайи. И тогда я сломался.
Когда судьба проведет тебя через определенные события, невольно научишься распознавать тех, кто находится в отчаянном положении. В таком положении и находился Септимус. Его отчаяние было опасного свойства, и он великолепно умел прятать это внутри. Он делал все, чтобы получить желаемое. Я никак не мог понять, чего именно он хочет, и это меня пугало.
Отчаяние привело к ужасной сделке.
Эта мысль не давала мне покоя, когда я сидел у себя в кабинете вместе с ним и Вейлом и слушал, как Септимус слишком уж непринужденно объясняет нам, почему он не может отправить войска в Мисраду.
Вейлу доводы Септимуса не нравились. Он даже не пытался скрывать, насколько разочарован услышанным.
– Это неприемлемо, – сказал Вейл.
Септимус корчил из себя дурака. И сейчас на его физиономии появилась такая же дурацкая усмешка.
– Понимаю
