сразу подумалось о Заводье. Вспомнилось детство, когда она могла забежать во двор Никитича, чтобы не мчаться к своему дому, и легко попросить молочка или булочки. И ей вынесут целую кружку молока, и батон вареньем намажут, и на крыльцо усадят, и скажут, чтоб не частила, пила и ела с удовольствием, а не на бегу. А еще ей вспомнилось, как у калитки стояла Шумиха с большой миской первой клубники в руках и кричала на все село:
– Вовка-а-а! Ягоду возьми!
И, услышав ее, к калитке вихрем неслись и Вовка, и Наташка, и Машка. Они усаживались прямо тут, на пышной траве у забора, и лопали мытую клубнику за обе щеки. Потом дружно кричали спасибо матери Вовки, ставили миску за калитку и мчались по своим делам.
В Заводье не было чужих детей и внуков, все были свои, родные оглоеды, хулиганы, умницы и «Вот такие!» ребята.
– Вы не думайте, с ними воспитатель будет. Вы только решите, где их поселить, ну и чем занять. Я не знаю, но мне кажется, что им… Я ж была в Павловке, но там не то, там города больше, люди за заборами. А у нас, у нас… – Маша сама не понимала, почему слезы льются из глаз, почему сердце не стучит, а бьется.
– Опять! Маш, да хватит уже капать себе и нам на нервы. Мы ж это, не против. Мы о другом задумались – о том, что беда, зараза, ни малых ни старых не щадит, – вздохнув, высказалась Мартыниха.
– Да обговорили они уже все, доча. Поселим у Никитича, у него дом большой. Мартыниха меню составила. – Дюма хитро подмигнул соседке. – Валентин будку уже собирает. Мы, как те пионеры, всегда готовы.
– Ой, я ж вам не сказала. Я и продукты привезу, и одежду сменную для ребят, и туалетные принадлежности, – торопливо стала перечислять Маша.
– Да погоди ты, не части. Ты вот что скажи: щенок-то мальчик али девочка? – деловито осведомился Митрич.
– Девочка, – удивленная вопросом, ответила Маша.
– Ясно, а имя у нее есть?
– Нет еще.
– Жаль. Вдруг у нас краски такой не окажется или картина не получится? – почесал макушку Митрич.
– Какие краски, какая картина? – спросила, ничего не понимая, Маша.
– Да ну их, Маш, не слушай. И краску найдем, и картину придумаем, – утверждающе сказала Мартыниха.
Выпав из реальности, дочь Семена Сергеевича растерянно поглядывала на стариков. Закралась у нее бредовая мысль о том, что не все в порядке с разумом коммунаров, но нет, вот же они, вполне вменяемые.
Похихикивание Митрича, улыбка на лице отца и уже откровенный смех Мартынихи совсем сбили ее с толку.
Ситуацию спасла Светлана Николаевна:
– Маша, ты когда планируешь деток привезти?
– А, что? Так это, в следующее воскресенье, – ответила женщина.
– Ну вот и ладушки. А пока давай подробнее о каждом, – попросил ее рассудительный Никитич.
Разговаривали они долго, вопросов было много…
Прошла неделя. Наступило воскресенье.
