проводил его. В вестибюле на пластиковых стульях сидели его родители. Он их не сразу узнал. Они казались постаревшими. Фрэнни сидела на полу и ставила на клочке бумаги штампики «Служебное дело».
– У нее все руки в чернилах, – сказала его мать недовольно, ее французский акцент был заметнее, чем обычно. – Фрэнсис, встань с грязного пола.
Она притянула Фрэнни к себе на руки. Лишь тогда, когда между ними оказался ребенок, она взглянула на него.
– Мама, – сказал он и наклонился поцеловать ее. Лицо ее было холодным. Его отец встал, мрачнее тучи, и пожал ему руку. Они посмотрели на него, явно неохотно.
– Папа, – заплакала Фрэнни, протягивая к нему руки, напрягая пальчики, и он вдруг вспомнил, кто он такой. Он подхватил ее, благодарный за ласку, и, когда она прижалась к нему, нашел силы вежливо попрощаться с Лоутоном.
– Мы бы хотели увидеть вас здесь сразу с утра, – сказал он.
– Зачем?
– Нужно все закончить.
– Мне больше нечего сказать, Трэвис.
– Может, что еще надумаете. Будем ждать вас в полдевятого. Если хотите, пришлю за вами патрульную машину.
– Ничего, я приду.
Они молча пересекли парковку и сели в коричневый «мерседес» его отца, старый, пахнущий сигарами. Его мать захватила для Фрэнни мандарины, печенье «Лулу» и две бутылки молока. Кэтрин научила ее пить из чашки, но по ночам ей все еще была нужна бутылочка. При мысли об этом у него слезы навернулись на глаза. Он не знал, хватит ли ему решимости самому растить дочь.
Пока они ехали в гостиницу, Фрэнни уснула. Все молчали. Он на плече внес ее в тихий холл, потом в лифт. Его мать заказала два номера.
– Почему не оставишь Фрэнни с нами? – спросила она. – Мы же рядом. Тебе явно нужно отдохнуть.
– Нет, – ответил он. – Она будет со мной.
Он знал, что голос его звучит холодно, но ничего не мог поделать. Бледные настороженные лица. Они хотели знать. Им была нужна причина, почему это случилось именно в их семье. Стыд. Им были нужны факты. Интимные детали, до которых никому нет дела. Они невольно подозревали – он подумал, что это естественно. Может, ему нужно даже простить их.
Нет. Он ненавидел их за это.
Вдруг оказалось, что родители словно чужие, беженцы, которые случайно оказались с ним до конца – каким бы тот ни был. Они ушли к себе в номер и закрыли дверь. Сквозь стену он слышал их приглушенный разговор, хоть и не мог представить, что именно они говорят друг другу. Когда он был мальчишкой, их спальня была за стеной, и они часто говорили допоздна. Джордж засыпал, пытаясь разобрать о чем. Его отец сидел в ногах кровати, снимая туфли и носки. Мать сидела в ночной рубашке, с блестящим от крема против морщин лицом, держа на коленях газету. Они были строгими и суровыми родителями. Отец поддерживал дисциплину и иногда бил его ремнем. Джордж помнил, как это было стыдно.
В комнате было две кровати; она казалась чистой и безопасной. Он как можно осторожнее опустил Фрэнни на постель, но она проснулась и немного испугалась.
– Папа?
– Я
