неуклюже подгибали колени, чтобы все уместились на фото, и еще типы, которые пыряют землю палками для скандинавской ходьбы и ломятся в тяжеленных ботинках прямиком через пожухлый газон. Из-за желтой травы казалось, будто замок стоит посреди золотого моря, такого хрупкого, что можно запросто уничтожить его пинком ботинка. Это было одно из последних «нетронутых» мест, где земля осталась такой, какой ей положено быть. Химикаты здесь не вспучивали почву, и канцерогены не сочились из глины. И хотя здесь уже не было зелени, после дождя то и дело попадался червяк, а порой даже залетный шмель, опьяненный южным ветром.
Мне хотелось избежать столпотворения, и я позвала Арта в замок после работы в четверг. Местные активисты иногда показывали на руинах фильмы с проектора, а по ночам даже ставили среди обломков любительские спектакли, когда смеркалось, и небо озаряло сцену зловещим багровым светом. Я хотела остаться наедине с Артом и постаралась выбрать вечер так, чтобы мы были одни.
Мы молча бродили, фотографируя сиреневый смог, что сочился из-под каменных громадин и, клубясь, поднимался по древним ступенькам к залам, где когда-то восседали короли. Прикрывая ладонями глаза от закатного солнца, я смотрела с высоты полуразрушенной стены, как Арт прыгает на камни, сложенные в квадрат с углублением, как будто троном, посередине. Арт сел туда и окинул взглядом распростертое внизу королевство. А я над ним подтрунивала, нещадно задирая за то, что занял трон раньше меня (хотя я на него и не рассчитывала). Арт для пущей важности задрал подбородок и ответил, что это его трон, однако как его королева я могу занять подлокотник и сиять своей красотой. С нашей ветхой башенки казалось, что остатки фундамента торчат из земли, как кости.
После таких свиданий мы отправлялись ко мне на пару коктейлей, постепенно привыкая без стеснения разуваться, подталкивать друг друга под столом босыми ногами, рыться друг у друга на кухне. В то время я жила одна и к обустройству квартиры относилась чисто утилитарно: у меня была студия, выкрашенная в бежевый самой дешевой меловой краской. Единственное яркое пятно лежало в самом углу под журнальным столиком. Это было лоскутное одеяло из разношерстных тканей, окантованное с одного конца небрежным вязаным узором из желтых ниток. Безделушек у меня не водилось, только на полу лежали стопки синих папок со сверкавшим бронзовым анкхом «Истон Гроув», из которых во все стороны топорщились контракты и записи мелким шрифтом.
Квартирка, конечно, была тесновата – что стоя, что сидя. Кухня, гостиная и спальня находились в одном общем пространстве, просто были скрыты за счет п-образной планировки, где гостиная располагалась в центре. Дверь закрывалась только в ванной. Присесть можно было только на двухместный диванчик, где мог либо растянуться один человек, либо сесть впритирку двое. Когда заходил Арт, я садилась на пол по-турецки, как дети садятся слушать сказки.
Стены были голые, не считая дребезжащего очистителя воздуха и двух миниатюрных маминых
