забыли весь мир; они удили.
Но внезапно глухой звук, словно подземный удар, потряс землю. Пушки начинали грохотать снова.
Мориссо повернул голову и над берегом, налево, увидел высокий силуэт Мон-Валерьена, вершина которого была украшена белым султаном – только что выпущенным пороховым облачком.
И тотчас над вершиною крепости взлетело второе облачко, а несколько секунд спустя прогремел новый выстрел.
Потом последовали другие. Гора ежеминутно изрыгала смертоносное дыхание, выбрасывая клубы молочного пара, и они медленно подымались в спокойном небе, образовывая над нею облако.
Г-н Соваж пожал плечами.
– Снова принимаются, – сказал он.
Мориссо, беспокойно следивший за ежеминутным нырянием своего поплавка, почувствовал вдруг, что его охватывает гнев миролюбивого человека против тех безумцев, которые никак не могли прекратить драку. И он проворчал:
– Какими надо быть идиотами, чтобы так убивать друг друга.
Г-н Соваж добавил:
– Это хуже, чем у зверей!
Мориссо поймал уклейку и заявил:
– И подумать только, что так будет всегда, пока будут существовать правительства!
Г-н Соваж остановил его:
– Республика не объявила бы войны…
Но Мориссо продолжал:
– При королях война идет с внешним врагом, а при республике – внутри страны.
И они спокойно принялись спорить, разрешая важные политические вопросы с точки зрения здравого смысла мирных и ограниченных людей, сходясь на том, что люди никогда не будут свободны. А Мон-Валерьен грохотал без умолку, разрушая своими ядрами французские дома, обрывая жизни, уничтожая людей, кладя конец стольким мечтам, разрушая столько фантазий, столько лелеемых радостей, столько надежд на счастье, причиняя сердцам женщин, сердцам девушек, сердцам матерей, здесь и в других странах, страдания, которым никогда не будет конца.
– Это жизнь, – заявил г-н Соваж.
– Скажите лучше: это смерть, – возразил, улыбаясь, Мориссо.
Но они вздрогнули в испуге, отчетливо услыхав за собою шаги. Обернувшись, они увидели над своими головами четырех мужчин, четырех вооруженных и бородатых мужчин, одетых как бы в ливреи, подобно лакеям, и с плоскими фуражками на головах; эти люди целились в них из ружей.
Удочки выскользнули из рук рыболовов и поплыли вниз по течению.
В несколько секунд их схватили, связали, понесли, бросили в лодку и перевезли на остров.
Позади дома, который им казался покинутым, они увидели десятка два немецких солдат.
Волосатый великан, куривший большую фарфоровую трубку, сидя верхом на стуле, спросил у них на чистейшем французском языке:
– Ну, как, господа, хорош ли улов?
Один из солдат положил к ногам офицера сетку, полную рыбы, которую он позаботился прихватить. Пруссак улыбнулся:
– Эге, я вижу, что ловилось
