постой, Пип; я знаю, что ты хочешь сказать; погоди минутку. Я знаю, что твоя сестра под час тиранствует над нами не хуже любого могола. Иной раз она действительно так наляжет, что, того и гляди, придушит. В такие минуть, – прибавил он, почти шепотом и боязливо поглядывая на дверь: – в такие минуты она, по правде сказать, сущая ведьма.
Джо произнес последнее слово, как будто оно начиналось двенадцатью В.
– Зачем же я не восстану? вот что ты хотел сказать, Пип, когда я тебя перебил.
– Да, Джо.
– Ну, Пип, – сказал Джо, взяв лом в левую руку, а правою расправляя свои бакенбарды…
Увидев эти приготовления, я начал терять надежду добиться от него толку.
– Сестра твоя – голова… У-у, какая голова! – кончил он.
– Это что? – спросил я, в надежде его озадачить.
Но Джо нашел определение гораздо скорее, чем я ожидал, и совершенно поставил меня в тупик своим непреложным доводом, сказав с выразительным взглядом: «это она!»
– А я далеко неумен, – продолжал он, опустив глаза и принимаясь снова расправлять свои бакенбарды. – Да и наконец, Пип, старый дружище, я тебе не шутя скажу: довольно я нагляделся, как моя бедная мать унижалась а рабствовала, и не знала покоя целую жизнь. Меня просто страх берет идти наперекор женщине; из двух зол уж лучше мне самому побеспокоиться маленько. Хотел бы я только все на своих плечах выносить, чтоб тебе, старый дружище, не перепадало. Не все на сем свете цветочки, Пип; нечего отчаиваться.
Как ни был я молод, а мне кажется, с того вечера я стал питать еще более уважения к Джо.
– Однако, – сказал Джо, вставая, чтоб прибавить топлива в камин: – вот уже часы скоро пробьют восемь, а ее еще нет! Надеюсь, кобыла дяди Пёмбельчука не поскользнулась на льду и не вывалила их.
Мистрис Джо езжала иногда в город с дядей Пёмбельчуком, преимущественно в рыночные дни, чтоб помочь ему при покупке таких вещей и припасов, которые требовали женского глаза; дядя Пёмбельчук был холостяк и не полагался на свою экономку. Был именно рыночный день, и мистрис Джо выехала на подобную экспедицию.
Джо развел огонь, смахнул золу и пепел с очага и пошел к двери послушать, не едет ли одноколка дяди Пёмбельчука. Ночь была ясная, холодная; дул резкий ветер, и жестокий мороз забелил землю. Мне казалось, что провести подобную ночь на болоте, значило бы идти на верную смерть. И когда я взглянул на звездное небо, мне пришла в голову мысль, как ужасно должно быть положение человека, который, замерзая, тщетно стал бы обращать умоляющий взор к этим блестящим светилам, ища помощи или сострадания.
– А вот и кобыла бежит! – сказал Джо. – Слышь, как звенят ее копыта, словно колокольчики.
И действительно, приятно было слышать дружные удары подков о твердую, замерзшую землю. Мы вытащили стул, чтоб пособить мистрис Джо выйти из экипажа; развели огонь, чтоб он весело светил в окно и окинули взглядом всю кухню, чтоб убедиться, что все в порядке и на месте. Мы были готовы их встретить, когда они подъехали, закутанные до ушей. Мистрис
