с большим ребенком, равным мне во всех отношениях.
– Ну, – сказал Джо, взглянув на старинные часы: – она вышла из себя, вот, уж минут пять будет Пип. Слышь, она идет. Спрячься за дверь, старый дружище.
Я послушался его совета. Сестра моя, войдя, настежь распахнула дверь и, заметив, что она не отворяется как следует, тотчас же догадалась о причине и, не говоря дурного слова, начала работать хлопушкою. Она кончила тем, что бросила меня на Джо, который рад был всегда защитить меня, и потому, спокойно пихнув меня под навес камина, он заслонил меня своею огромною ногою.
– Где ты шатался, обезьяна ты этакая? – кричала мистрис Джо, топая ногами. – Сейчас говори, что ты делал все это время. Вишь, вздумал пугать меня! А то смотри, я тебя вытащу из угла, будь там с полсотни Пипов и полтысячи Гарджери.
– Я только ходил на кладбище, – сказал я, сидя на стуле и продолжая плакать и тереть рукою свое бедное тело.
– На кладбище! – повторила сестра. – Если б не я, давно б ты там был. Кто тебя вскормил от руки – а?
– Вы, – отвечал я.
– А зачем я это сделала – а? – воскликнула сестра.
– Не знаю, – прохныкал я.
– И я не знаю, – продолжала мистрис Джо. – Знаю только, что в другой раз этого не сделаю. Справедливо могу сказать, что передника с себя не снимала с тех пор, как ты родился. Довольно скверно уже быть женою кузнеца (да еще Гарджери), а тут еще будь тебе матерью?
Разнородные мысли толпились в моей голове, пока я смотрел на огонь. Я начинал вспоминать и колодника на болоте, и таинственного молодчика, и обещание обокрасть тех, кто приютил меня; мне показалось, что даже красные угли смотрели на меня с укоризною.
– А! – сказала мистрис Джо, ставя на место орудие пытки. – На кладбище, в самом деле! Конечно, кому, как не вам упоминать о кладбище. (Хотя, замечу в скобках, Джо вовсе не упоминал о нем.) В один прекрасный день свезете меня на кладбище. Вот уж будет парочка без меня!
Мистрис Джо начала приготовлять чай, а Джо нагнулся ко мне и как будто обсуждал, какую именно парочку мы бы составили при столь несчастном обстоятельстве. После этого он молча расправлял свои кудри и бакенбарды, – следя глазами за всеми движениями моей сестры, что он всегда делал в подобных случаях.
Мистрис Джо имела известную манеру приготовлять нам хлеб с маслом. Прежде всего она крепко прижимала хлеб к своему переднику, отчего часто булавки и иголки попадали в хлеб, а потом к нам в рот. Потом она брала масло (не слишком много) и ножом намазывала его на хлеб, словно приготовляя пластырь; живо действовала обеими сторонами ножа и искусно обчищала корку от масла. Наконец, проведя последний раз ножом по пластырю, она отрезывала толстый ломоть хлеба, делила его пополам и давала каждому из нас по куску. Хотя я был очень голоден, но не смел есть своей порции:, я чувствовал, что необходимо было запасти чего-нибудь съестного для моего страшного колодника. Я хорошо знал, как аккуратна и экономна в хозяйстве мистрис Джо, и потому могло случиться, что
