style="font-size:15px;"> – Я сказал только, что очень рад, что вам понравятся пирог.
– Спасибо, мальчик. Правда, он мне очень нравится.
Часто я наблюдал, как ела наша большая собака, и теперь заметил, что мой каторжник ел точь-в-точь, как она. Он ел урывками, хватая большими кусками, и глотал чересчур скоро и поспешно. Во время еды он косился во все стороны, как бы боясь, что у него отнимут его пирог. Вообще, он был слишком расстроен, чтоб вполне наслаждаться обедом или позволить кому-нибудь разделить его, не оскалив на него зубы. Всеми этими чертами мой незнакомец очень походил на нашу собаку.
– Я боюсь, вы ничего ему не оставите, – сказал я робко, после долгого молчания, в продолжение которого я размышлял: прилично ли мне сделать это замечание. – Более я ничего не могу достать. (Уверенность в последнем обстоятельстве и побудила меня говорить).
– Оставить для него? Да кто же это он? – воскликнул мой приятель, на минуту переставая грызть корку пирога.
– Молодчик, о котором вы говорили, который спрятан у вас.
– А! – отвечал он со смехом. – Он, да, да! он не нуждается в пище.
– А мне показалось, что ему очень хотелось есть.
Мой приятель остановился и взглянул на меня подозрительно и с величайшим удивлением.
– Ты его видел? Когда?
– Только что.
– Где?
– Вон там, – отвечал я, показывая пальцем: – я нашел его спящим и подумал, что это вы.
Он схватил меня за шиворот и так пристально смотрел мне в глаза, что я начал бояться, что ему пришла опять в голову мысль свернуть мне горло.
– Он, знаете, одет как вы, только на голове шляпа, – объяснил я, дрожа всем телом: – и… и… – я старался выразить это как можно деликатнее: – и он также нуждается в напилке. Разве вы не слыхали пальбу прошлую ночь?
– Там действительно палили, – сказал он сам себе.
– Я удивляюсь, – продолжал я, – как вы не слыхали, казалось, кому бы лучше это знать, как не вам. Мы слышали пальбу дома, с запертыми дверьми, а мы живем далеко отсюда.
– Ну, – сказал он: – когда человек один на болоте, с пустой головой, с пустым желудком, умирает с голода и холода, то он, право, всю ночь только и слышит, что пальбу пушек и клики своих преследователей! Он слышит… ему грезятся солдаты в красных мундирах с факелами, подступающие со всех сторон. Ему слышится, как его окликают, слышится стук ружей и команда: «стройся! на караул! бери его!» А в сущности все это призрак. Я, в прошлую ночь, не одну видел команду, окружавшую меня, а сотни, черт их побери! А пальба. Уже светало, а мне все казалось, что туман дрожал от пушечных выстрелов… Но этот человек, – воскликнул он, обращаясь ко мне – все это время он, казалось, говорил сам с собою, забыв о моем присутствии: – заметил ты в нем что особенного?
– Лицо у него все в ранах, – отвечал я, припоминая то, что едва-едва успел заметить в незнакомом молодчике.
– Здесь? – воскликнул мой приятель, изо всей силы ударив себя по левой щеке.
– Да.
– Где
