«Следуйте за мной», – только и бросил он и, развернувшись, положив руку на кривой меч на поясе, покачивая хвостом войлочного колпака, висевшего у него на затылке, пошел прочь с важным видом. Гневно вышагивая в своих красных кожаных сапогах, он пытался скрыть свой испуг.
Они дошли до ворот третьего двора вместе – впереди чавуш-баши со стражником в красно-белой одежде и пикой, следом – двое гонцов в черном. С лошадьми остались двое конюхов. Ведь в ворота третьего двора никто, кроме самого падишаха – будь то хан или король, – не мог въехать на лошади.
Один из всадников, обернувшись, посмотрел назад. Конюхи пытались успокоить лошадей, яростно бивших копытами и пытавшихся, задрав голову, вырвать удила.
Когда они проходили под воротами, по обеим сторонам которых красовались две остроконечных деревянных башни, к ним присоединились еще четверо слуг с фонарями в руках.
Они прошли мимо Павильона правосудия[5], в котором каждое утро после утреннего намаза визири на заседании Дивана[6] обсуждали государственные дела. Здание стояло в темноте, если не считать несколько фонарей, горевших в караульной будке. Стены возвышались так, будто скрывали в своей тьме какую-то тайну. Одетые в черное гонцы Хюррем Султан были по-прежнему напряжены. Тени в свете фонарей стелились по земле, по белому мрамору и неотступно следовали за ними – то спереди, то сзади.
Здание, оказавшееся справа от ворот третьего двора, было, в отличие от Павильона правосудия, залито светом. Прислужники торопливо входили и выходили с большими подносами в руках. Чудесные запахи, доносившиеся из дворцовой кухни, где каждый день готовили по сорок – пятьдесят разных блюд, сладостей, сиропов, шербетов, напомнили двум гонцам, что у обоих со вчерашнего дня не было во рту ни маковой росинки.
Наконец они прошли через переходы, через сады, в которых поднимались волшебные ароматы, мимо фонтанов, от которых днем не отходили все жители дворца, наслаждавшиеся оставшимися от лета теплыми деньками, – хотя стояла середина осени. Они прошли мимо Эндеруна[7], где молодые люди из самых разных краев, приняв ислам, изучали дворцовые порядки и обычаи, а также религию, науку, историю, политику, турецкий и персидский языки, а затем подошли к гарему. Дальше хода не было.
Гонцов Хюррем Султан впустили в караульную будку подождать прихода Джафера-аги, а в это время слуга уже мчался в гарем, чтобы немедленно доложить об их приезде, и ему даже не мешали его туфли с острыми носами. Парень бежал, задыхаясь, по длинным узким коридорам, вымощенным камнями, по узким переходам, вившимся между дворцовых павильонов и особняков. Ему хотелось закричать: «Черный Ага, Кара Ага, приехали вестовые», но от страха он мог произнести эти слова только шепотом.
Джафер-ага, которому отправила весточку Хюррем Султан, был самым влиятельным человеком в гареме. Звать-то его звали Джафером, но говорили все про него Черный Ага – Кара Ага. Славу эту ему снискал уж, конечно, не цвет
Павильон правосудия – здание во втором дворе султанского дворцового комплекса Топкапы в Стамбуле, где происходили заседания Дивана.
Диван – высший орган исполнительной, законодательной или законосовещательной власти в Османской империи, в его состав входило несколько визирей во главе с великим визирем.
Эндерун – дворцовый центр подготовки управленческих кадров в Османской империи, существовавший с середины XV по начало XIX в. Располагался в третьем дворе дворцового комплекса Топкапы в Стамбуле.
