чопорное, европейское, советские визиток не знали. Bалерка ожидал увидеть дипломата, или торгпреда. Но на белой картонке значилось: «КГБ СССР. 6 ОТДЕЛ. Управление по делам общественных организаций. Подполковник Асафьев Игорь Олегович. Специалист». И ниже – телефон, адрес. Проверяй, дескать, если хочешь. Впрочем, столь вывернутая мысль никому, кроме Валерки в голову не приходила.
– А разве верующие работают в КГБ? – спросил Вишнев растерянно.
– Мы ведь, Валера, и со священниками сотрудничаем… Хотя, сотрудничаем – это слишком цинично звучит в храме. Нет, не так, наверное. Говорят, что мы подмяли религию под себя. А может, все наоборот. Может, это она нас под себя подмяла, сделала своим филиалом. Как когда-то инквизицию…
– Ужасы говорите, товарищ подполковник! Инквизицию…
– А ты знаешь, что сектанты принудили к самоубийству в пять раз больше своих, чем сгорело их на кострах инквизиции? Все не так просто, молодой человек. Инквизиторы защищали слово божие. Идеалы добра и справедливости. Да, жестоко. Но если бы они тогда, в средние века, этого не делали, то сейчас не было бы ни закона, ни морали, ни социализма. А шатались бы по Европе конунги с шайками, а в Америке инки приносили бы в жертву Солнцу пленников… Идеалы ничего не стоят, если не умеют защищаться!
Они расстались, но у каждого осталось ощущение, что они еще встретятся. Подполковник Асафьев дремал в служебной «Волге» и думал, что пути души неизменно приведут ищущего и мучающегося садового соседа к нему в Комитет.
А Валерка трясся в переполненном трамвае и окончательно прояснялся ему искомый ОТВЕТ, в стройную таблицу запрыгивали элементы жизни от космоса до микромира. Вишнев не осознал, не понял, а прочувствовал вдруг свою страну, страну храмов и госбезопасности, единое древо Родины, от застенков возносящее крону к куполам, дающее сразу ответ – зачем жить, и как жить.
– А ты вырос, Валера! С тобой интересно стало! – улыбнулся Асафьев на прощанье. – Если что надумаешь – позвони…
– Что… надумаю?
– А что бы ни надумал! Поболтаем. Поспорим.
И не раз Валерка щупал в кармане рубашки маленькую картонку со столь важным телефоном…
ГЛАВА IV
– Лешка! Вели подавать севрюгу! – сказал либеральничающий папа. Он сидел за столом, немного осоловев от утки в яблоках, расстегнул сорочку на пузе, приглаживал жирными пальцами виски – чтоб блестели. Бабка в деревне так ему, мальцу, прическу маслила.
Лешка бросил машинки, предоставив им на краткий миг счастье не врезаться друг в друга, и пулей вылетел в двойные створки застекленных дверей зала.
– Мама! Папа велел севрюгу!
– Чёрт блатной! – шумела мама на пышущей жаром кухне. – Привык по распределителям питаться! Депутат! – довесила, как обидное.
– Все это полная чушь! – вернулся Леонид Андреевич к прерванному
