уж, загадали вы нам загадку. Даже Матвей Еремеевич, а он не просто врач, он, ни много ни мало, эскулап, бог врачевания, посмотрев ваш анализ крови, сделал вывод, что такого не может быть.
– Я что, уже умер? – процедил сквозь ноющую боль Гордей.
– Пока нет, – бросила молодая и красивая и осеклась под осуждающим взглядом пожилой и некрасивой. – Но это какой-то уникальный случай. С такой температурой…
– Лидия Сергеевна, – снова обрубила разглагольствования коллеги пожилая и обратилась к Гордею. – У тебя, милок, была высокая… очень высокая температура, нам с трудом удалось её сбить. Надо признать, у тебя редкий фенотип.
– Может, вы инопланетянин? – пошутила молодая и заискивающе улыбнулась.
– Ммм… – простонал Гордей.
– Болит? – посочувствовала пожилая. – Потерпи малёк, сейчас ещё снотворное вколем, тогда поспишь. Надо тебе хорошо выспаться перед завтрашним.
– А что завтра? – Гордей испуганно посмотрел на некрасивую врачиху.
– Завтра, милок, на операцию.
– Операцию? – вымученно процедил Гордей. – А что у меня?
– Пока до конца не ясно. Есть только предположения, – уклончиво ответила пожилая и снова сняла очки.
– Но… – попытался возразить Гордей, и боль тут же напомнила о себе.
– Вы жить хотите? – строго спросила молодая. – Тогда прекратите возражать. Матвей Еремеевич спас не одну жизнь. Раз сказал «резать», значит, «резать».
«Нет», – хотел крикнуть Гордей, дёрнулся, и… свет внезапно погас.
В обступившей темноте он отчётливо почувствовал запах древесины. Ему ли, плотнику, не знать этот запах? Только откуда он взялся? Может, он уже умер и его похоронили? Он всё понял: он лежит в гробу, который сам себе сколотил из липовых досок. Он слышал про такое. Слышал и боялся, что и его могут так же… похоронить заживо. Холодный пот прошиб от головы до пят. Чёртов эскулап, зарезал не до конца!
Он почувствовал внезапное давление, словно что-то тяжёлое опустилось ему на грудь.
«Можешь ли ты?» – прошипело то, что давило на рёбра.
Его парализовало, он не мог шевелить не то что рукой, но даже губами. Однако, собрав последние силы, выдавил: «Ммм».
Промычал, и сразу стало легко. Будто то, что давило, в одночасье улетучилось.
Он открыл глаза. Над ним стоял высокий, грузный, неряшливый и очень раздражающий непонятно чем врач. Эскулап и бог врачевания – Матвей Еремеевич.
– Хм, непонятно, – поджав тонкие полоски губ, вынес свой эскулапский вердикт врач и вышел из палаты.
Сначала приходила та, которая красивая, потом та, что некрасивая, и ещё кто-то, кого он не знал, заглядывали пациенты из его и других отделений, к обеду собрался консилиум. Ему мерили температуру, щупали, просвечивали на рентгене, брали анализы, пожимали плечами и ахали, но вынесенный утром Матвеем Еремеевичем вердикт оставался
