отходит от тех, кто курит.
– Да что же это такое? – всхлипнула Аннушка, разглядывая прореху. – Пропала юбка. Сглазили! Точно!
Она вспомнила, какими завистливыми глазами смотрела на неё Таисия. Пожалела, небось, что ткань эту ей подарила. Думала, сплавила ненужную вещь, а она вон какая красота получилась.
Аннушка нервно натянула юбку, всунула ноги в туфли и, пригнувшись, пошла к выходу.
Деревянная покосившаяся дверь недовольно скрипнула, пропуская Аннушку на метровый балкончик, с которого вниз шли ступеньки – старые, рассохшиеся и почерневшие от времени доски, сколоченные отцом тринадцать лет назад. Ступив на дощатый настил, она почувствовала что-то мягкое и выпуклое под ногой.
Солнце слепило, Аннушка присела и, выгнув ладонь козырьком, прикрыла от света глаза и тут же вскочила.
Мёртвый голубь! На окровавленном, вывалившемся из черепной ямки глазу птицы сидела жирная, переливающаяся всеми оттенками зелёного муха.
Она содрогнулась от омерзения и бросилась вниз с такой скоростью, словно и не было на ней туфелек на шпильке. Спрыгнув с последней ступеньки, налетела на Лёньку.
– Опочки! – Лёнька ковырнул ногтем в зубах. – Сеструха, ты откель это?
Потерявшая дар речи, Аннушка смотрела на брата ошарашенным взглядом.
– Чего молчишь-то? – Лёнька толкнул сестру в плечо. – Чего на чердаке делала, говори?
– И… и… иди ты! – Аннушка толкнула брата в ответ. – Те… те… тебе-то чего там надо?
– Чего мне надо я сам знаю, – Лёнька вынул из кармана рогатку и повертел у неё перед носом. – А ты чего заикаться стала?
– Т… т… там п… птица. Мёртвая.
– Ага, – ухмыльнулся Лёнька. – Моя работа. Я этого голубя с первого раза подбил, в башку камень засадил.
– В… в глаз.
– Ха! С первого раза! И прямо в глаз.
– Ду.. ду… ду-ше-губ! – выдавила нараспев.
– Подумаешь, не я, так кошки бы задрали. Я за ним давно охотился. Он, гад, мне на штаны серанул, я сразу не смыл, думал, высохнет – само отвалится, оно и отвалилось, только вместе с тканью, так с дыркой и хожу, а ты говоришь: живодёр. Это кто из нас ещё живодёр, вон глянь, – Лёнька приподнял согнутую ногу, демонстрируя дыру на коленке. Дырка была точно такая же, с обугленными краями.
– Так это голубь! – прошептала Аннушка и облегчённо вздохнула. – Не зря говорят, что у страха глаза велики.
– Жрать охота. – Лёнька погладил урчащий живот. – Пойдём, что ли? Мать вчера козлятины целый казан натушила. М-м-м, объеденье! Я две тарелки съел. Ещё хотел, но мать не дала, тебе оставила. Ну, ты же со мной завсегда поделишься?
– Какой ещё козлятины? – насторожилась Аннушка.
– Так отец вчера Бяшку забил, за то, что он твоё платье сожрал. – Лёнька подмигнул. – Поделишься, не?
Рой
