сказала она. – Сиди тихо! Ссать захочешь – терпи! Ночью сама тебя отведу, а пока чтоб никто тебя не видел, понял? Рашид, запомни, зверь настоящий! Он у себя в Чимкенте1 кого-то убил, теперь сюда приехал. Здесь убьёт – обратно к себе в Чимкент уедет. Там убивать будет. Потом опять приедет. Усвоил?
– Да, – сказал я. – Мне есть надо тоже.
– Потерпишь пока! Потом придумаем что-нибудь. Одни только хлопоты с тобой. Зачем я вообще связалась?
Тётка вышла. Я посидел немного, потом улёгся на кровати с ногами. Достал из-за пазухи мясо. Оно давно остыло. Оно было с салом.
Я оторвал зубами кусок сала, пожевал, пососал, оторвал ещё кусок мяса.
Вера! Вера! Где же ты? Почему же ты не встретила меня в своём доме, во всеоружии своей гребёнки, своего халатика, своей купальной шапочки? Почему ощетинилась ты предо мною своими соседями, подлыми и никчёмными, своим холодным четвёртым этажом, своим невниманием, своей железной кроватью? Я стал ворочаться в тоске и в неприкаянности, даже свинина не радовала меня, не вдохновляла меня, хотя я всё равно откусил ещё немного мяса и пожевал холодно и равнодушно, без блеска плоти, без рвения духа, без тайного трепета мускулов; миросозерцания, конвергенции и сублимации столпились у моего порога, Олег Олегович положил мне руку на плечо и спросил что-то несуразное и беспричинное, но я не ответил, я потрогал свой нарост на голове, и тот откликнулся, будто бы он был живым, и даже издал какой-то звук, непохожий ни на один из человеческих звуков, щемящий, шампанский, саднящий звук, безжалостный и промозглый, и тут я проснулся.
По наросту не бейте!
Тётка, та самая, что впустила меня в квартиру и поселила меня здесь, нависала надо мной и светила мне в лицо керосиновой лампой. За спиной у неё кто-то стоял, и свет лампы мешал мне того распознать. Может, Вера вернулась? – успел подумать я. Разумеется, это не была Вера, это были студенты. В руке моей был кусок мяса, я так и заснул, зажавши его в ладони. Я смутился и поспешно затолкал его обратно за пазуху.
– Вам пора уходить, – сказала мне тётка.
– Вера, – сказал я.
– Деньги все вышли, – сказала тётка. – Двести – это такая мелочь, что не стоит даже и говорить. А там не было даже двухсот.
– У меня больше нет.
– И я тоже не могу здесь никого держать себе в убыток, – сказала тётка.
– Может, Вера приходила, пока я спал?
– Здесь никого не было.
– И не звонила тоже?
– Телефона давно нет, – сказала тётка.
Но тут же, словно в опровержение тёткиных слов, в коридоре зазвонил телефон, где-то не слишком далеко, всего лишь в десятке шагов, хотя и за стенкой.
– Вера! – воскликнул я.
– Это Рашиду, – покачала головой женщина. – Здесь больше никому не звонят.
– Но Вера часто говорила по телефону, я помню! – сказал я.
Правда ли, что я это помнил? Может, я сказал это просто для порядку?
– Что он всё о Вере? – обернулась тётка к студентам. – Он явно прикрывается Верой,
Чимкент (Шымкент) – областной центр в Казахстане.
