пока никто ни в чём не обвиняет. Эта справка подложна. Откуда она у вас?
– Выдали в пенсионном фонде!
– Кто выдал?
Мнётся. На лице наглость, а на дне глаз плещется страх. Она не невинная жертва и эту справку ей выдали не по ошибке. Это видно невооружённым глазом. Она с кем-то договорилась и теперь не хочет его выдавать. Не из верности принципам. Просто она боится, что тот, кого она выдаст, мгновенно сдаст её саму.
– Как вы смеете не выдать мне деньги, которые мне полагаются?
– Вам полагается вдвое меньше. Эта справка – мошенничество.
– Как вы смеете?!! – Кажется, других фраз «праведного возмущения оскорблённой невинности» она заготовить не успела. – Как вы смеете?!! Я голодаю, а вы хотите сами украсть мои деньги…
– Голодаете? ВЫ ГОЛОДАЕТЕ???
Она осеклась. И мгновенно съёжилась под моим взглядом. Не только она. Волонтёры, перехватив его, тоже как-то дёрнулись. И отшатнулись. Как от удара током.
ОНА ГОЛОДАЕТ?!!
Я смотрю на её круглое, розовое лицо. На маленькие, кругленькие свинячьи глазки. Которые честно хлопают. Вернее, хлопали. Теперь они нервно моргают. Она хочет получить лишние 900 гривен. Фактически украсть их. 900 гривен… Две с половиной тысячи рублей. Смешные деньги, не правда ли?
Деньги, на которые прямо сегодня может не умереть от голода пять человек.
ПЯТЬ ЧЕЛОВЕК!
Прямо сегодня…
Внезапно звуки становятся глухими и гулкими, а мир вокруг вдруг начинает быстро затягивать какая-то странная багровая пелена. Реальность покрывается рябью и дрожит. Я вдруг чувствую, что нестерпимо хочу ударить её прикладом. В лицо. С медленного, широкого замаха. Холодно. Молча. Ломая кости и вышибая наружу алый фонтан. Правый локоть сам собой уходит в сторону, скидывая с плеча автоматный ремень…
Делаю судорожный вдох. Сознание резко проясняется. Я этого никогда не сделаю. Потому что она гражданская. А я не укроп.
Живи, сука.
Если сможешь.
Потому что Бог справедлив.
И Он всё видит.
4. Дурная балка
– А мы думали ты не вернёшься.
Крот, новый старший моей группы, сменивший раненого Шаха, жмёт мне руку.
– Рады тебя снова видеть, Шекспир.
– Я ж сказал, что еду домой максимум на пару недель.
– Многие так говорят. Но не все потом возвращаются.
Я об этом хорошо знаю. Хотя слово «многие» – это всё же преувеличение. Большинство возвращается, и это подавляющее большинство. Другое дело, что многие изначально едут сюда на какой-то определённый срок. Некоторые даже в отпуск. Нет, они здесь не отдыхают. Они хотят помочь всем, чем могут. Они воюют наравне со всеми. Они понимают, что эта война за будущее их детей. И хотят отдать ей свой долг. Но этих детей надо кормить. И взрослые мужчины, прошедшие войны, не могут уйти с работы, чтобы воевать здесь всё время. Они могут делать это только тридцать дней в году. Обманув семьи и вместо
