не значило, что Зиночка расслаблялась и отправлялась почивать на лаврах. Нет, зная за Тёмочкой особенность отвечать быстро и, главное, разить безошибочно, также его любовь оставлять последнее слово за собой, она заранее просчитывала варианты его ответа и возможный исход этого сражения.
– Конечно, кажется, – начинал Тёмочка, – но я-то хотя бы могу возрастом оправдать свои глупости, – делал он паузу, – в отличие от вас, Зиночка.
– Вот что мне лично, Артём, в тебе всегда нравилось, так это нездешнее, просто какое-то нереальное уважение к старшим. Ты этому где учился?
– Спасибо, Зиночка. Не могу не ответить любезностью. «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Как Вы уже очень точно подметили своим уже не таким молодым глазом, как раньше, у меня врождённое чувство такта и уважения к старшим. Я, конечно, Зиночка, не вправе давать Вам советы, но позволю себе обратить ваше внимание на это полотно, – И всем своим сияющим от того, что озвучил очередную гадость, видом Тёма указывал на картину, висящую над столом Зиночки и собственноручно Тёмой и сделанную. Сделанную и подаренную. На этом жутком во всех смыслах полотне, изображающем шестнадцать одинаковых монахинь, с обратной стороны было написано: «Ксерокс, картон, скотч» и название: «Пора подумать о душе». Это был козырной туз в руках Тёмы. Когда ему не хватало слов или не приходило сразу остроумного ответа в голову, он всегда использовал картину, как последнее средство.
«Смею Вам, Зиночка, заметить…» или «Позвольте с Вами не согласиться…», – начинал он. Изысканное выражение это всегда заканчивалось одним: «…но я бы, будь я на Вашем месте, начал бы уже задумываться о душе».
Зиночка тоже имела на это заготовку:
– Ты не можешь! – говорила она тоном, будто уличила Тёму в нечестной игре, использовании допинга и применении запрещенного приема. Обычно, если словесная битва могучих интеллектуалов «Утра» заканчивалась этими словами, обеим сторонам засчитывали техническую ничью.
Наблюдать же за схватками собиралось все «Утро» и часть театралов. Иногда аудитория разражалась бурными аплодисментами, иногда же, что бывало гораздо чаще, заливистым смехом. В любом случае, участники выходили ближе к рампе и кланялись. Но так как все находились на работе, то и схватки происходили в рабочем ритме. Люди входили и выходили, сами участники прерывались иногда, а если встречались в коридоре, перебрасывались отдельными фразами.
Если выигрывал Тёма, Зиночка говорила:
– Я тебе это припомню.
На что Тёма добивал лежащую:
– Вы, наверное, таблетки для памяти принимаете? Конечно, в Вашем возрасте это естественно. Вам же сейчас, кажется, тридцать девять уже, да?
– Эх… – говорила Зиночка и качала головой.
Ежели же в перепалке вперёд выходила Зинаида Ивановна (именно что не Зиночка, а Зинаида Ивановна), она добивала противника тоньше и умнее – она с женским (полным ещё и материнской любви) сердцем –
