в основном, на пособия жить приходится – и то с трудом выгрызли, в восемьдесят пятом, когда как-то многовато преступлений стало – жрать-то что-то нужно? Оборотня милиции поймать сложно, а свои его не выдадут – у нас тут друг за друга горой стоять приходится, иначе сожрут и выплюнут. И ты теперь один из нас, Андрей. Чтобы ты там не думал, но в Липках тебя никто не обидит – здесь обычных людей больше, чем оборотней живет, и никто не жалуется.
– Ладно, – кивнул я.
– Я Валентину не оправдываю, – продолжил он. – Но ей тяжко пришлось – сам подумай: сначала маму жуки на ее глазах на части порвали, потом – из обычной школы выгнали, оборотням-то в них учиться нельзя, – развел он руками. – А там – друзья и подружки, которые ее сразу бояться начали. Была нормальная жизнь, а стала – оборотническая. Отец уехал, а ей к нему – никак, нет ни у той общины, ни у нашей столько денег. Жестоко, но мы вот в прошлом году электричество протянули – лучше всем стало. А стоит это дешевле, чем ее одну в Скандинавию переправить – вот ты бы что выбрал?
– Хорошо всем, а не одному, – пожал я плечами.
Вру – я бы Валентину сплавил при первой возможности!
– В городе и деревнях окрестных нас многие в лицо знают, – продолжил он. – Едем по улице, а сзади дети бегут: «Волки едут, волки!», – грустно ухмыльнулся. – Взрослые не орут, но стараются подальше держаться. Какая реакция у подростка-оборотня на такое отношение может быть?
– Такая же? – предположил я.
– Такая же! – подтвердил он. – Подрастет – поймет и простит, мы все однажды понимаем и прощаем. А по весне она в соседней деревне пенсионерке одной вреднючей огород подрядилась вскопать. Работу сделала, а та орать начала – криворукая мол, придется все перекапывать теперь. Не заплатила, – развел руками. – Валя разозлилась и трансформировалась.
– Порвала? – спросил я.
– Только платье и сапоги, – покачал он головой. – Просто чтобы до дома быстрее добежать, поплакать, – горько вздохнул. – Но закон нарушила – оборотням перед обычными людьми трансформироваться нельзя, приравнивается к угрозе жизни.
– А почему не в тюрьме тогда? – спросил я.
– Свидетелей не было, а мужики, когда узнали, ночью следы замели, – ответил он. – Когда следователи из города приехали, остались только слова пенсионерки и Валины слезы – мы ее научили, что говорить надо. Пенсионерка та – известная всему району скандалистка и кляузница, веры ей у следствия нет совсем – даже оборотню верят больше, у нас в Липках-то шестой год ни одного правонарушения. Но у Валентины теперь испытательный срок. А в прошлый понедельник закон приняли, по которому оборотни не пять лет в армии служат, а все пятнадцать. А это, Андрей, почти верная смерть – нас в самые горячие места отправляют, время для подхода основных сил выигрывать. Валька-то храбрая, не боится, но все равно девке обидно – всю молодость с жуками воевать будет, демобилизуется «старой девой», а оборотням и так семью строить непросто. Все это, само собой, не дает ей право на тебе
