что когда-то ему пытались перерезать горло – длинный зазубренный рубец тянулся от уха до уха. Когда он говорил, казалось, он пытается прочистить горло, набив полный рот канцелярскими кнопками. На голове у него был сильно поношенный фетровый котелок с кокетливым белым пером. Дорогой с виду черный костюм был совсем новым, но точно с чужого плеча. Чтобы толком застегнуться, ему пришлось бы выпустить фунтов десять воздуха, а потом привязать с каждой стороны по упряжке мулов.
Дед откашлялся, тем самым позволив, насколько возможно, продемонстрировать несогласие, оперся руками на повозку и уставился на реку, точно ожидая идущего к нему по воде Иисуса. Воздух сгустился, как бывает перед грозой, а небо сделалось черным, как сон пьянчуги. Обращаясь к деду, человек в котелке сказал:
– Ты из таких, что привыкли стоять на своем, а?
Дед развернулся и встретил его взгляд. Тут бы самое время пойти на попятный, да гордость Паркеров так просто не унять.
– Я человек, который думает, что каждому следует выполнять свое дело, даже когда хоронишь ближних, а как раз сегодня я похоронил сына вместе с невесткой.
– И решил по такому случаю прикинуться убогим в расчете на мое сочувствие, – сказал человек в котелке.
– Нет, – ответил дед. – Не решил. Просто сказал, как было, в ответ на твой вопрос.
– Я не спрашивал тебя, кого ты хоронил. А сказал, что ты привык стоять на своем.
– Видно, похороны здесь пришлись к месту, так я рассудил.
– Ну так держи свои рассуждения при себе, – сказал громила, – а то ведь я тоже утром был на похоронах. Подъехал, когда все уже разошлись, а двое ниггеров-могильщиков собирались засыпать яму землей. Я достал ствол, – он откинул полу сюртука и кончиками пальцев тронул желтоватые костяные накладки на рукояти револьвера, торчащего из кобуры задом наперед, – и сказал им остановиться, вытащить гроб и открыть крышку. Как и ожидалось, на том парне был очень приличный костюм, куда лучше, чем мои обноски. Так я велел ниггерам снять его шмотки и напялить ему мои. Вот это дело: забрать хороший костюм, чтобы не гнил в земле, а ниггерам оставить их чертовы жизни.
– Зачем это мне рассказывать? – спросил дед.
– Чтобы ты знал, с кем связываешься.
– С грабителем могил? Есть чем гордиться. Я не собираюсь связываться с тобой, мистер.
– Так знай, старый хер, ты мне не нравишься. Ни как ты выглядишь. Ни как распускаешь язык.
– Дальше разговор продолжать не стоит, – сказал дед. – Мне нечего сказать грабителю могил, кроме того, что он ответит за свои грехи.
– На Бога намекаешь, – уточнил громила.
– Вот именно, – сказал дед.
– А по мне, ты вонючий трус, который побежит доносить на меня властям. Про Бога вспомнил, так он тут ни при чем. Сам меня заложишь.
– Не хочешь накликать беду, не стоит ее звать, – сказал дед.
– Да
