позвольте вас спросить, к обезьяне прилагалось ключей?
– Один.
– Один, – повторил вслед за Протасовым полковник и задумался. Ему показалось странным, почему один ключ? Но он не стал заострять на этом внимание гостя и вернулся к прерванному разговору:
– Спрятали вы ключ, и что?
– А она все одно ходит… – прошептал фабрикант.
– Непонятно! Скажите мне, Савва Афиногенович, а ваш внук с этой игрушкой играет?
– Нет! – вздрогнул старик и недовольно отмахнулся.
– Почему? – тихо спросил начальник сыскной.
– Да испугался. – Промышленник глянул в одну сторону, затем в другую. – Она его чуть не задушила. Вот и спрятали ее в чулан, от греха подальше.
– Вы не пытались разобраться, отчего так произошло? Может быть, какой-то сбой механизма?
– Сначала я подумал, мол, пружину сильно накрутили. Даже телеграмму немцам отбивал. Те ответили: этого не может быть. Пружина рассчитана так, чтобы никому не причинить увечий. Правда, я им не поверил, каждый свой товар хвалит. Точно, думаю, немчура поганая не ту пружину поставили, а теперь отнекиваются. Но вот после другого случая я стал на это дело по-иному глядеть – может, немцы тут и ни при чем…
– После какого другого случая?
– Слушайте. – Старик широко открыл глаза и прокашлялся. – Сплю я, и вдруг что-то меня разбудило, а что – непонятно. Лежу лицом к стене. Чувствую, холодком потянуло, точно двери кто в мою спальню открыл, и тянет из коридора…
– Вы в комнате один спите?
– Да! Жена у себя.
– Продолжайте, что было дальше…
– Лежу, в стену смотрю, а повернуться боюсь… Чую, стоит кто-то в комнате, а дыхания не слышно, стоит и не уходит. А в этот день еще за обедом приживалки дурные…
– Какие приживалки?
– Да живут у меня трое, Христа ради! Ну, так вот, приживалки эти рассказывали, что повадился к ним по ночам домовой ходить. Я над ними тогда посмеялся. «Дуры вы, – говорю, – нету никакого домового, это все бабушкины сказки». А они мне: «Зря вы так, Савва Афиногенович, не гневите духа домашнего, а то и к вам придет…» Вспомнил я ночью их слова, и одолел меня страх. Точно, думаю, домовой у меня за спиной стоит и не дышит. Лежу, не поворачиваюсь, испуг по хребту щекочет. С другой стороны, любопытно стало, а какой он из себя, этот дух дома. Решил набраться смелости и глянуть, все же я мужик, а не баба. Перекрестился малым крестом, каким обычно рот после зевания крестят, ну, чтобы от двери не видно было, потом быстро, аж в спине заломило, развернулся…
Старик замолчал. Глаза его округлились, дыхание зачастило. Руки, которые он держал перед собой, затряслись.
– И что же дальше? – шепотом проговорил фон Шпинне. Несмотря на скептицизм, с которым он относился к словам старика, полковника тоже тронул страх.
– Вижу, дверь нараспашку, – продолжил фабрикант, – а в проеме черный силуэт стоит… Лампа пригашена, толком рассмотреть ничего не
