Дмитрий Александрович, я буду рад помочь. Но пока, помилуйте, я не совсем понимаю, что от меня требуется.
Митя и сам пока не очень понимал, о чём именно следует расспрашивать невысокого пухлого секретаря Московского художественного общества, Олега Евсеевича Попышева. Вместе они прошлись по залам здания, в котором располагалось объединение. Богато живут, надо признаться. Одна парадная зала на пятьсот человек чего стоит. Везде картины, статуи, музейные витрины с древними экспонатами. Вычурная лепнина, блестящий паркет. И никого.
Попышев болтал без умолку. Иногда замирал возле очередного полотна, сложив маленькие ручки на груди, и с восторгом начинал расписывать его уникальность. На Дмитрия нескончаемой лавиной сыпались непонятные термины – «пленэр», «лессировка», «контрапост», «пастозность»… Сыщик давно внутренне позёвывал, но потока речи не прерывал, надеясь выловить в море бесполезной информации хоть что-то полезное. Крючок, к сожалению, оставался пустым.
Секретарь успел рассказать про историю Общества, которая насчитывала почти девяносто лет. Оно появилось как творческий кружок, натурный класс коллективного рисования. Через тринадцать лет на его базе были созданы Московское художественное общество и Училище живописи, ваяния и зодчества. Оба заведения тесно связаны до сих пор. Организация выделяет стипендии талантливым, но неимущим студентам, проводит благотворительные мероприятия в пользу нуждающихся художников, устраивает выставки. Одним словом, сплошная благодать и филантропия.
Как вторгнуться с убийствами в этот райский мирок? С какой стороны подобраться? Не спросишь же в лоб: «Кто у вас тут самый подозрительный и ненадёжный?» Митя медлил. Попышев словесно разливался. Улова по-прежнему не наблюдалось. В конце концов Олег Евсеевич предложил продолжить беседу в кабинете. Там и устроились.
Попышев болтал что-то о задачах современного художественного творчества, новой идеологии, страстном переживании искусства в новых формах… Сыщик огляделся по сторонам. Ничем не примечательная комната. Тёмно-зелёные полосатые обои, стол, шкаф, пара плюшевых кресел. На стенах порядком утомившие уже картины, в углу аккуратно сложены рамы и холсты. Слева от стола – большой настенный календарь. Репродукция и мартовский табель под ней. «Девочка с персиками». Снова эта проклятая девочка.
Митя, подчинившись спонтанному порыву, вскочил и подошёл ближе.
– Вы позволите?
– Да-да, разумеется, – недоумённо ответил служащий.
Самарин снял календарь со стены. Отличная печать, хорошая бумага. Митя рассеянно пролистнул страницы, пробежал взглядом остальные месяцы. Потом провёл пальцем по оторванным корешкам сверху. Ну да, разумеется – январь и февраль уже прошли.
– Откуда это у вас, Олег Евсеевич?
– Ах это… Наше общество выпустило. Такая традиция. Печатаем и дарим каждый год друзьям и соратникам.
– Всё раздарили? Целых не осталось случайно?
