покатились в направлении столицы. Внезапно повалил снег, и все кругом – и горы, и строения, и вечнозеленые кроны деревьев, – все скрылось под белоснежным покровом.
14
Священный обет
Ковчег поместили в храме Мародо[118]. Между божествами храмов на Белой горе, Хакусан[119], и Мародо связь глубока и тесна, как крепки узы, соединяющие родителей и детей[120]. Чем бы ни окончилось прошение, которое собрались подать монахи, поражением или успехом, оба великих бога, несомненно, возликовали при неожиданной встрече, и радость эта была превыше счастья рыбака Таро Урасимы, когда, вернувшись из подводного царства Царя-дракона, он повстречал своих правнуков в седьмом колене[121], превыше радости сына, покинутого отцом еще до рождения[122], когда спустя много лет он впервые улицезрел Шакья-Муни на священном Орлином пике[123]. Собрались все три тысячи монахов Святой горы Хиэй, рядами, плечом к плечу, стояли жрецы всех семи синтоистских храмов. Словами не описать, как торжественно звучали громогласно распеваемые молитвы, непрерывное чтение сутры!
Вскоре монахи Святой горы подали государю Го-Сиракаве прошение; Моротаку, правителя земли Кага, требовали они сослать в дальнюю ссылку, а наместника Мороцунэ – заточить в темницу. Но государь-инок колебался, решения не принимал.
– Не к добру это, не следует медлить! – встревоженно шептались умудренные опытом царедворцы. – С древних времен челобитные монахов Святой горы ставили превыше всех прочих жалоб. Уж на что безупречными вассалами были министр-казначей Тамэфуса[124] или наместник правителя Дадзайфу Суэнака, а пришлось обоим изведать горечь ссылки, ибо этого потребовали монахи. Ныне тем более надлежит уважить их просьбу – ведь речь идет о Моротаке, человеке вовсе ничтожном! Тут и рассуждать нечего!
Но ни один не высказал этого открыто и громко, ибо недаром сказано: «Высшие избегают советовать государю, боясь лишиться щедрых окладов; низшие молчат, опасаясь понести наказание…»[125]
«Три вещи мне неподвластны – воды реки Камо, игральные кости и монахи горы Хиэй», – во время оно говорил сам государь-инок Сиракава, признаваясь в своем бессилии обуздать воинственных чернецов. А в царствование императора Тобы, когда монахи Святой горы пожелали, чтобы храм Источник Мира, Хэйсэндзи, в краю Этидзэн, отдали в их владение, государь, глубоко чтивший учение Святой горы, вынужден был исполнить эту своевольную просьбу, с горечью отметив в своем указе, что ради сохранения мира иной раз приходится попирать справедливость и называть черное белым…
Как-то раз Масафуса Оэ[126] спросил у государя-инока Сиракавы: «Государь, как бы вы поступили, если бы монахи горы Хиэй спустились в столицу и, дабы подкрепить свои просьбы, принесли с собой священные ковчеги?»
– Мне пришлось бы удовлетворить любое их прошение! – ответил государь-инок.
