воскликнул Правитель-инок и даже не удостоил брата ответом. Лишь позднее он велел передать: – Дайнагон Наритика задумал погубить весь наш род Тайра и ввергнуть государство в новую смуту. А Нарицунэ – старший сын и наследник этого дайнагона. Чужой ли, родной ли – просьбы тут неуместны! Если б заговор их удался, они бы тебя не пощадили!
Суэсада, возвратившись к сайсё, передал эти слова, и тогда сайсё в отчаянии сказал снова:
– Со времен Хогэн и Хэйдзи я во многих сражениях грудью заслонял князя и не раз готов был пожертвовать жизнью ради его спасения. Я и впредь намерен защищать его так же, как раньше. Пусть я стар, зато есть у меня много молодых сыновей – они будут ему надежной опорой! Я прошу доверить мне Нарицунэ на короткое время; если князь не согласен, значит он считает меня вероломным и двоедушным. Для чего же мне жить в миру, если я недостоин доверия? Распрощусь же навеки с князем, приму схиму, уйду от мира, затворюсь где-нибудь в глухом горном селении и предамся молитвам о спасении души в мире ином! Нет ничего бессмысленнее нашей суетной жизни! Пока живешь в этом мире, душой постоянно владеют желания, но желания не сбываются – и тогда рождается гнев и ропот… Так не лучше ли, отвернувшись от этой юдоли скорби, вступить на путь истины? – так говорил сайсё.
Суэсада отправился к Правителю-иноку и сказал:
– Господин сайсё хочет уйти в монахи! Успокойте же его как-нибудь!
Удивился Правитель-инок, услышав слова Суэсады.
– Из-за такой безделицы постричься в монахи, уйти от мира! Ни с чем не сообразные мысли! Ну, коли так, передай: «Хорошо, на время поручаю тебе Нарицунэ!»
Суэсада вернулся к сайсё, передал ему слова Правителя-инока, и тогда тот воскликнул:
– Нет, не следует человеку иметь детей! Если б не дочь, разве пришлось бы мне пережить подобные душевные муки! – И с этими словами он удалился.
Увидев наконец сайсё, Нарицунэ в нетерпении спросил:
– Что же там было?
– Правитель-инок в ужасном гневе, – отвечал сайсё, – и не пожелал допустить меня пред свои очи. Твердил, что пощадить тебя никак невозможно. Но когда я сказал, что уйду в монахи, велел передать: «Хорошо, пусть Нарицунэ на время остается в твоей усадьбе!» Боюсь, однако, что это еще не конец!..
– Только вам я обязан тем, что еще не распростился с жизнью! А об отце моем, дайнагоне, вы не просили?
– Об этом не могло быть и речи! – ответил сайсё.
И Нарицунэ со слезами на глазах промолвил:
– Поистине я обязан вам жизнью, пусть даже краткой; но ведь оттого-то и жаль мне было расстаться с жизнью, что хотелось еще раз повидать отца! Зачем жить, если отца ожидает казнь? Какова бы ни была его участь, нельзя ли попросить, чтобы мне позволили разделить ее с дайнагоном.
Так сказал Нарицунэ, и жалостью исполнилось сердце сайсё, и он ответил:
– Видишь ли, о тебе я просил, как только мог… Что же касается господина дайнагона, – не знаю,
