и ласки в серой беспроглядной жизни, и помалкивал. Наконец ее рассказ подошел к концу, и она переключилась на меня:
– А ты из Москвы?
– Да.
– Никогда не бывала, а теперь и вовсе не погляжу, с этой войной проклятой, да смутой. Когда она хоть кончится?
– Теперь скоро, царя вот выбрали – значит, смуте скоро конец.
– А сказывали, что царем какого-то немца-басурманина выбрали, правда ли?
– Нет, он православный, – хмыкнул я.
– А ты его видел?
– А как же: вот как тебя. Да и ты, поди, видала, он же с нами сейчас пришел. Ты как рассветет, ворон не лови, а смотри во все глаза. Так царя и увидишь.
– Ой, да как же я его узнаю?
– Ну, это просто, у кого рожа самая злая – тот и царь.
– Правда?
– Конечно, правда: посмотри на меня, разве эти глаза могут соврать?
– Ой, врешь ты все!..
Утром, осторожно высвободившись из объятий, я быстро оделся и вышел во двор. Сладко потянувшись, услышал скрип снега и, обернувшись, увидел невозмутимые лица Никиты Вельяминова и Анисима Пушкарева.
– Вы чего тут?
– Так сон твой охраняем, царь-батюшка, – ответствовал стрелецкий полуголова.
– Я вижу, как вы охраняете, – пробурчал я, – того и гляди, лихие люди украдут государя вашего, а вы, лиходеи, и знать не будете.
– Грех тебе говорить такое, Иван Федорович, нешто тебя потревожил кто, али помешал чему? – скроил умильную рожу Анисим.
– Видел все?
– А чего, дело молодое, а я не такой дурак, как твой кравчий или стольники со спальниками-дармоедами. Скоро из царя схимника сделают!
– Анисим! – повысил голос Вельяминов.
– А чего Анисим? Я уже тридцать пять годов Анисим! Когда государыня из Стекольны## приедет, так то совсем другое дело будет, а сейчас оно и не грех вовсе!
## Стекольна – Стокгольм.
– Так, всё, прекратили базар! Лучше расскажите – от лазутчиков вестей нет?
– Тихо все, государь, не знают воры о том, что мы идем.
– Тогда седлайте коней, нечего засиживаться!
Никита с Анисимом бросились выполнять распоряжение, а я обернулся и увидел, как на меня изумленными глазами смотрит хозяйка двора.
– Чего ты, красавица, смотришь так, будто чудо какое увидела?
– Они тебя государем назвали… – прошептала она еле слышно.
– Ну вот – видишь, и царя повидала.
– Прости, государь, – кинулась молодая женщина в ноги.
– За что простить, али неладно получилось? Поднимайся давай, застынешь чего доброго. Как зовут-то тебя, красавица?
– Настею…
Услышав ее имя, я будто окаменел. Перед глазами проплыли картины прошлого, кабак на окраине Новгорода, схватка с его хозяином, наша жизнь в тереме, потом острог у поганого поля, рассказ Ксении и перекошенное
