спрашивать. Мы же комсомол. – неспешно и взвешенно посоветовала Люся Жданова. Она стояла у окна, обозревая территорию двора, и воочию наблюдая пасторальную картинку весенней распутицы.
– Вы, комсомолки-балаболки, наверно, помните, что у нас начальство новое. Оно ещё не обвыклось. Но ничего – привыкнет, осмотрится и – увидит, как всё ай-яй-яй! – Жила пояснил свою мысль кривляньем головы.
– Таки я ни поняла… Ти з нами пидешь завтра, або… в кущи?
Дверь в кабинет открылась. Вошла Люся Михайлова. Необычно бледная, без привычной улыбки в губах… Прошла, присела на край стола… Прошептала, со спазмом голоса проговаривая слова:
– Сашок какой-то в вахте разбился… По телефону подслушала. Не знаю кто… В морге. – и уткнула лицо в стол. В комнате почернели стены. И даже тени геологов обратились в статуи.
– Лю… Ты чо?.. Не твой же… Саша. – попробовала успокоить коллегу Иришка Шепель – То есть твой-то Саша, а этот… Сашок. Может, это… Макаров?
– А этого-то за что? Он вроде уволиться собрался. Говорил, что с кем-то не сработался. За неприязнь не убивают, как мне кажется. – Андрюшка как бичом сёк.
– Ну и крестись… – высверкнула словцом Ильченка – А если… правда… убили? Как это может быть?
Саша Михайлов, бурильщик, Люсин муж, молчаливый и робкий красавчик, работавший в бригаде мастера Валеры Елдышева, недавно стал отцом двойни. Они в три секунды нашли с Люсей друг друга, внезапно влюбились, поженились, родили… Пара на загляденье и зависть: так и лучилась счастьем и довольством. Люся, как водится, ушла в декретный отпуск и на работе почти не появлялась: двойню, родившихся девчонок, оставить было не с кем. Саша работал удальцом – за всех тех парней. Брал подмены в бригаде, набуривал за смену сверх нормы. И за процентом выхода керна следил: Люся убедила. Кроме солидной месячной выработки в выходные дни «бурил» на огородике, который достался от умерших дедов. Не пить, не курить со школы не умел и не пристрастился к обмывкам в бригаде.
Поневоле позавидуешь такому обретению.
– Лю… Ну Лю… Не накручивай. Что ты слышала? – теребила Иришка коллегу Михайлову.
– Волнин докладывал по телефону, наверно, в горком или экспедицию. Фамилию не расслышала, только… Сашок… сказал.
– Какой… в горком, какой… экспедицию? Туда Сашок не говорят! – резко отозвался Андрюшка Жила. – Наверно, родным сообщал, каким-то… Не тебе же!
– И правда, Люся! – подхватила Ильченка – Можа, это не про нашего… какого… Сашка! Надо у Елдыша узнать. Или у Гандзюка, их смена была.
– Сидите тихо. Я сейчас всё прозондирую, знаю у кого… – Андрюшка спохватился из-за стола и вышел в коридор. В комнате осталась гнетущая тишина. Общим усилием остаточного коллектива полевиков эта пагубная атмосфера давила, казалось, им в глаза и уши. Друг на друга не смотрели. Только в стол, или в окно. Ждали…
Мусор
