литература! – воскликнул он. – Чему ты учишь нашу молодежь?
– Ну что, мсье Орлак, как вы себя чувствуете?
Уклончивый жест, блуждающий взгляд, преисполненный тоски, если не злобы, – таков был прием, оказанный пациентом доктору.
Стефен покорно сделал несколько шагов без костылей и позволил профессору осмотреть свой покрытый шрамами затылок.
– А теперь взглянем на руки, – сказал Серраль.
Смущенная упорным молчанием мужа, Розина ответила за него:
– Аппетит хороший, доктор. Но ночи беспокойные. Я часто слышу, как он стонет, тяжело дышит. Подбегаю: он весь в поту.
– Стало быть, по ночам вам бывает плохо?
– Нет, – буркнул Стефен.
– Я думаю, – сказала Розина, – это кошмары. Когда я у него спрашиваю, что случилось, он отвечает, что ничего не помнит.
– Со временем это пройдет, – заявил Серраль. – Через несколько дней вы вернетесь домой, милейший, и это беспокойство вас оставит.
Дом… Гостиная… Рояль в гостиной…
Какая печаль наполнила глаза Стефена! И с каким испугом он опустил их, глядя на свои руки!
Кошмары?
Уже на следующую ночь Розине представился случай изучить проблему.
Но произошедшее столь глубоко ее впечатлило, что снова уснуть она не смогла и сохранила об этих ночных мгновениях незабываемое воспоминание.
Мадам Орлак исполняла роль сиделки при муже. Их смежные комнаты соединялись дверью, которая никогда не закрывалась. Изголовье кровати и с той и с другой стороны располагалось у разделяющей стены, так что в тишине ночи обоим были слышны малейшие звуки.
Розина уснула крепким сном, свойственным молодости.
Из этого сна ее вдруг выдернул тяжкий вздох.
Электрический ночник давал тусклый свет.
Вместо того чтобы тут же встать или легонько постучать по перегородке, чего обычно хватало, чтобы рассеять кошмары Стефена, Розина стала прислушиваться ко всем движениям и стонам спящего.
Ей сделалось не по себе.
Все еще находясь под впечатлением от разговора с Серралем, озабоченная предстоящим возвращением на улицу Гинемера, молодая женщина чувствовала себя подавленной и несчастной, а в темноте к этому ощущению примешивалось нечто гнетущее и коварное.
Еще не до конца сбросив оковы сна, Розина Орлак вслушивалась в звуки ночи.
Стефен приглушенно вскрикивал. Затем стало слышно только его прерывистое, учащенное, хриплое дыхание.
Из его комнаты шел слабый свет. Розина решила, что у него тоже зажжен ночник. Она осторожно выбралась из постели и, едва касаясь паркета голыми ступнями, на цыпочках подкралась к двери.
Там она вся напряглась, чтобы сдержать восклицание – восклицание, которое, вероятно, окончательно бы
