слепой ничего бы не услышал. Приглушая шаги, Розина вернулась в прихожую, чтобы провернуть небольшое дельце…
Она лишь раз провела по двери влажной салфеткой – и струйка крови исчезла с кремового цвета филенки. Теперь о зловещем инциденте напоминала лишь едва заметная трещина. Ее можно было бы заделать мастикой. Но зачем? Никто не догадается, что она оставлена обагренным кровью ножом, помеченным знаком «X»!
Нож никто не видел – иначе консьерж был бы в курсе. Да и потом, кровь еще не засохла. Это доказывало, что дверь пострадала совсем незадолго до прибытия супругов Орлак. Сделав свое грязное дело, злоумышленник, должно быть, укрылся на верхних этажах, а потом сразу же спустился…
Глядя на то, как горит в камине окровавленная салфетка, Розина размышляла.
Итак, Спектрофелес снова вступил в игру! В который уже раз, после долгого перерыва, монжеронский мертвец вмешался в жизнь Стефена…
В голове Розины кружился необъяснимый водоворот мыслей. Но как нам уже известно, она была не из тех женщин, которых можно застать врасплох.
Преступление? Преступление, совершенное в этом доме? Возможно. Однако она в это не верила. Скорее, она верила в некий знак, предупреждение, сверхъестественное предзнаменование. Что ее беспокоило, так это дьявольский характер происшествия. Одно из двух: либо нож вонзил в дверь какой-то хулиган, начитавшийся второсортной литературы, либо же Спектрофелес – вовсе не беспомощный призрак, вовсе не пугало, заброшенное в наш мир некой подземной рукой. И приходилось признать, что появления этого мертвеца, особенно учитывая торчавший из его груди нож, беспокоили с каждым разом все больше.
Да и потом, разве этот нож с кольцом, помеченный знаком «Х», этот нож, идентичный ножу из кошмара, не являлся свидетельством двух корреляций, двух связей, таинственных и вместе с тем дополнявших одна другую: во-первых, между кошмаром и реальностью, а во-вторых, между Стефеном и Спектрофелесом?
Преступление, совершенное в этом доме? Маловероятно. Хотя будет видно.
Пока же самое элементарное благоразумие предписывало хранить об этом случае молчание – как минимум, до вечера.
– Стефен, дай мне свой плащ!
– Держи. Я уже немного согрелся.
На его руках было не больше крови, чем на руках Аристида. Он избавился от всех улик.
Розина сама унесла плащ. Порылась в карманах…
Никакого ножа.
Когда она вернулась в курительную комнату, Стефена там уже не было. Она принялась наблюдать за ним издали, надеясь, что он пересечет гостиную не останавливаясь.
Однако он все же остановился, опираясь на костыли.
Она смотрела на него из-за шторы золотого цвета, страстно желая, чтобы взгляд его не задерживался на дипломах с траурными пальмовыми ветвями (в которых его печальным глазам, казалось, виделись слова: «Вечные сожаления» и «Requiescat in pace»[28]) и на черном и длинном, как катафалк, рояле.
Он подошел к этому безмолвному гробу,
«Да упокоится с миром» – латинская фраза, часто встречающаяся в виде аббревиатуры «R. I. P.» на надгробиях, в извещениях о смерти, а также при упоминании о недавно умерших.
