гораздо больше, – настаивал Спартак.
– Все это звучит привлекательно, – вмешался Крикс, – но слишком похоже на сказку. Мне непонятно главное: как мы победим первые три тысячи легионеров, имея всего полторы тысячи человек, большинство которых едва умеют обращаться с оружием?
Наступила тишина. Казалось, мечта исчезла, испарилась в одно мгновение.
Идалия заметила, что глаза у собравшихся перестали блестеть. У всех, кроме Спартака.
– Для этого у меня есть замысел на сегодняшний день. – Он посмотрел на Каста. – Насколько я знаю, вы с Ганником начали обучать большинство тех, кто присоединился к нам, чтобы сражаться. Это полторы тысячи человек. Да?
– Мы делаем все возможное, но, чтобы научить их сражаться как следует, нужно время, – ответил Каст. – И… главное, все эти люди очень хотят стать хорошими бойцами.
– Желание – это важнее всего. – Спартак встал. – Они мечтают о свободе и готовы на все, чтобы ее получить. Раздайте им мечи, покажите, как сражаться в бою, и они не дрогнут, вот увидите. Они будут воевать не за жалованье и не по приказу римского Сената. Им нужна свобода. Они будут сражаться за себя и за своих близких. Так или иначе, сюда явилось целое полчище легионеров. – Он снова посмотрел на Каста. – Как думаешь, кто-нибудь из наших осмелился бы напасть на легионеров, когда те пойдут по склону Везувия?
– Храбрости у них хватит, – сказал Каст, – но, если они не сумеют извлечь выгоду из внезапности и сражение затянется, римские солдаты, лучше вооруженные и привыкшие соблюдать порядок в бою, перебьют всех.
– Так вот, хотите узнать о моем замысле на сегодняшний день?
Все кивнули, включая Крикса.
– Их лагерь не укреплен, – начал Спартак. – Они уверены в своих силах. И презирают нас. Они думают, что стоит им появиться на дороге, ведущей к вершине Везувия, как мы разбежимся, словно куры. Это презрение дает нам надежду. – Он присел на корточки и начал водить пальцем по земле, изображая расстановку сил. – Мы здесь, они здесь, а это дорога…
Изложив свой замысел, он обвел их взглядом.
– Может, и получится, – сказал Крикс, все еще не отрывая глаз от рисунка. – Это безумие, но может сработать…
Гай Клавдий Глабр был уязвлен до глубины души: Сенат велел ему положить конец жалкому бунту рабов в Капуе, и это было унизительно. Бунт мало напоминал сицилийское восстание много лет назад, когда поднялись тысячи рабов по всему острову и потребовалось присылать легионы из Рима.
Да, это настоящее унижение. Никто не вызвался добровольно очищать Капую от бунтовщиков, и patres conscripti остановились на Глабре, зная, что у него нет высокопоставленных родственников и за ним не числится крупных заслуг на поле брани или на государственном поприще, на которые можно было бы сослаться, чтобы избежать унизительного поручения, которое явно не соответствовало его положению.
– Но… Мы не станем возводить укрепления? – спросил один из центурионов, встревоженный тем, что они останутся без защиты с наступлением
