проклятые звон и тишина. Адвокат молчал. Потом он начал было говорить про условно-досрочное, но осёкся, а после паузы сказал:
– Алекс, им ещё надо всё это доказать, а пока у них мало материалов на тебя.
Я не знал, что сказать в ответ и что делать. Что тут можно сделать? Я закрыл глаза и на секунду представил, что могу никогда больше не выйти на Свободу. Что если никогда больше я не пойду туда, куда захочу и всю свою оставшуюся жизнь проведу взаперти? И вот эта ледяная металлическая решётка будет разделять меня и весь мир… Я представил, как буду взрослеть, а потом и стареть в стенах какой-то американской тюрьмы и там же закончу свои дни. Одинаковые дни несвободного человека. Представил, что будущего у меня нет.
Я часто вспоминал и до сих пор вспоминаю этот момент, когда на меня нападает грусть или тоска. Я же могу идти туда, куда хочу, делать то, что мне нравится, жить так, как мне хочется. Этого ли не достаточно, чтобы быть счастливым?
Выдавив то, о чём молчал уже давно, я с опасением и внутренним чувством вины поднял глаза, ожидая твоей реакции, и спросил: «Ты уверена, что хочешь слушать дальше?»
Твои маленькие нежные руки лежали на моих, твой взгляд был пропитан теплом и любовью. Твоё внимание и участие обволокло всё пространство комнаты. В то мгновение я понял, что ты готова принять меня полностью и впустить без остатка. Со всей болью, страхом, слабостями и несовершенством прожитой жизни. Именно в тот момент я осознал, что стою перед выбором. Раз и навсегда захлопнуть не до конца закрытую дверь, нырнуть в эти отношения с головой и… будь что будет. Или по привычке выйти, когда станет страшно.
Ты чуть слышно сказала: «Всё хорошо, продолжай». И я продолжил, сделав свой самый важный выбор.
Глава 2. Зверь
USA. New York, Manhattan. MCC – тюрьма. Десять лет назад
Ледяной холод решётки пронизывал меня насквозь. Бесчувственные пальцы рук побелели, но упрямо продолжали сжимать стальные прутья. Выстуживая тело, холод медленно проникал внутрь. Он карабкался по венам, направляясь к сердцу. Я точно не помню, сколько тогда простоял без движения, услышав слова адвоката. Может быть, минуту, а может и десять.
– Эй, Бро! Бро! – внезапно раздался голос, внушающий доверие. Этот голос звал меня, словно он был голосом свыше. Я слышал его, но не оборачивался.
Как-то раз в интервью одного заслуженного советского артиста цирка я прочёл фразу, которая показалась мне очень важной: «Искренне улыбаться, радоваться и громко смеяться может только человек, глубоко познавший боль и лишения судьбы». Услышав новость о том, сколько мне грозит, я был готов утратить всякую надежду на жизнь, но вдруг встретил именно такого человека. Это был Боря, но американский криминальный мир знал его по прозвищу Beast, что значит Зверь.
Голос повторил:
– Бро, ты чего там залип?
Вынырнув из своих дум, я оторвал взгляд от решётки, еле разжав руки, и медленно повернулся. Напротив меня на скамье сидел мужчина лет тридцати пяти.
На первый взгляд он
