Я так решила! Теперь осталось выбрать концерт, который мы исполним на двух роялях. Так и быть, оставляю выбор за вами. Ну же!
– Есть одна классная вещь – концерт ре-минор Себастьяна Баха! – выпалил Николай. – На пластинке Вассо Деветци исполняет.
– Это не для учеников музыкальной школы! Трудно для понимания. Трудно для исполнения. Зачем он вам?
– Ум, сила, энергия! Чувствуется, что автор – настоящий мужик!
– Хорошо, будь по-вашему. Но за исполнение концерта отвечаете головой!
Потянулись бесконечные, как казалось Пересмешникову, дни, отведённые на разучивание конкурсной программы. С каждым новым уроком контуры музыкальных произведений становились в исполнении Пересмешникова всё чётче, извлекаемые звуки мелодий наполнялись глубиной, силой и проникновенностью. Помарки практически сошли на нет, и драматургия музыки делалась более ясной и доходчивой до слушателя. Николай был вполне доволен своими успехами. Вивачевская, в свою очередь, чувствовала, что не зря тратит время. Оба они были вполне довольны концертом Баха, а упомянутый ре-минорный концерт, если бы мог говорить, несомненно сказал бы по адресу своих исполнителей несколько тёплых и благодарных слов.
Одна только странность по мере приближения конкурса настораживала Пересмешникова: постепенное нарастающее беспокойство Инессы Леонидовны в отношении ноктюрна Фильда. Казалось бы, что тут беспокоиться? Пьеса технически простая, разучивание идет успешно, и Николай вполне смирился с необходимостью исполнять бессмысленную, по его мнению, вещь. Он даже преуспел в искусстве звукоизвлечения. Тем удивительнее и непонятнее становилось стремление Вивачевской сделать исполнение ноктюрна ещё более ярким, выразительным, можно сказать, сверхсовершенным. Каких бы очевидных успехов не достигал её ученик, Инессе Леонидовне хотелось большего. Это её стремление достигло высшей точки, когда до конкурса оставалась всего пара суток.
– Вы только вслушайтесь, Николай как равнодушно вы исполняете главную тему при повторном её проведении? Она же безжизненная у вас! Вы играете её, словно отрабатываете барщину. Почему вы все звуки в ней исполняете одинаково? Почти монотонно! Помните, что ноктюрн – это ночная музыка, доверху наполненная романтикой. Прочувствуйте и проникнитесь! Повторите с этого такта и сыграйте ярче! – требовала гениальная учительница. Она возвышалась над сидящим справа от неё за фортепиано Пересмешниковым, упираясь коленом в сидение стула и бросая на ученика строгие и требовательные взгляды. Николай, казалось, усёк, что от него хотят и старался вовсю. Комнату наполнили прозрачные чарующие звуки. Он был собой доволен и ожидал одобрения. Но не тут-то было. Лицо Вивачевской стало брезгливо-кислым, и она прервала Николая:
– Почему вы играете так тихо? Хотите показать воздушность темы, но затушёвываете при этом звуки, будто смотрите на природу через сложенный тюль. К чёрту левую педаль! Вдобавок,
