Где я. Валери Тонг Куонг

      Сценарий прост и всегда неизменен: зимой я делаю ставку на элегантность и подчеркиваю формы. Летом использую другие приманки: колыхание тканей, соскальзывание бретелек, свежий запах одеколона на коже. Приготовления отработаны до мелочей. Я одеваюсь, затем терпеливо жду конца дня, когда люди выходят со службы. Не то чтобы я ограничивалась охотой на управленца или служащего, но по опыту знаю, что этот промежуток между двумя жизнями благоприятен для душевных и телесных отклонений.

      Так что около шести часов я устремляюсь на улицу. Мой опытный взгляд обшаривает окрестности, выискивает, засекает, опознает. Достаточно походки, задранного кверху подбородка или самодовольной улыбки. Тщеславие из них так и прет, выделяя характерную вонь в гуще торопливой толпы. Годится первый же попавшийся. Я двигаюсь вслед за ним, приноравливаясь к его походке, потом ускоряю шаг и обгоняю. Это ключевой момент, который определит успех предприятия. Я слегка задеваю его, моя голова делает эллиптическое движение, волосы касаются его щеки, я прохожу дальше, исподтишка оценивая ответ. А он утыкается взглядом в мое тело: все, готов. Теперь я оступаюсь и меня заносит. Он пытается меня удержать, но я выскальзываю и все оседаю, оседаю, он наклоняется, мне остается только скользить, избегая этих рук, которые пытаются обнять меня, и, наконец, симулируя боль, я притворяюсь испуганной, растерянной и хрупкой.

      Его преображение стремительно: вот он уже герой, прекрасный принц, и чем больше он размякает, вдыхая мой запах, тем больше растет в собственных глазах – доблестный и великолепный. Как хорошо быть храбрым, когда опасность далеко. Он приподнимает меня за плечи, еще чуть-чуть и кончит. «Как вы себя чувствуете? – шепчет он. – Главное, ничего не бойтесь, ведь я рядом, а кстати, вы меня видите? Слышите мой голос?»

      Роль не терпит ошибок: предполагаемая дурнота должна рассеиваться постепенно, поскольку еще ничто не завершено, даже наоборот, все только начинается.

      Я выпрямляюсь, меня качает, я хватаюсь за его руку, благодарю, вздрагиваю, вздыхаю. Годы практики научили меня даже бледнеть, когда захочу. Он возбуждается. Может ли он предложить свою помощь? Конечно! Я уже не чувствую ступню ниже этой проклятой щиколотки. Срочно надо проглотить что-нибудь – так завалена работой, что ничего не ела со вчерашнего дня. С ногой, слава богу, вроде ничего серьезного, но требуется что-нибудь укрепляющее. Не проводит ли он меня до кафе?

      Он исподтишка бросает беглый взгляд на часы. Конечно, соглашается, и обвивает рукой мою талию под предлогом поддержки. Контакт установлен: мы идем в обнимку, его затылок напрягается. Он бессознательно выпячивает грудь колесом, прямо как петух, гордый собой аж до того, что чуть аорта не лопается. Уже воображает, как расскажет этот анекдот на службе, и скорее бежит, чем идет к ближайшему бистро, сияя своей самой широкой улыбкой.

      Мы говорим. Это единственная область, где порой что-то меняется. Я придумываю себе прошлое в зависимости от рожи клиента. Единственная дочь, с родителями или без, с учебой или без, с работой или без. Для каждого свой маршрут. Я заставляю растрогаться одного, возмутиться другого, но все с жадностью клюют то, чем я их потчую. Потом отправляю мяч обратно, сама задаю вопросы. Он пролетает над их гражданским состоянием без сюрпризов – я ведь сама инстинктивно выбираю окольцованных, добрых отцов семейств. Слушаю, как они подробно расписывают свою работу и какие они там важные шишки. Потому что внимание: каждый из них это не абы кто, а значительный человек, и он дает это понять. Мельком оглядывает себя в зеркале, поправляет прядь, чокается со мной – я заказала два аперитива, и он не отказался.