блуждали, голова трещала. Вокруг девяти столов уже производились торги, уже бродили торговки-покупательницы, собирались служащие со своими бумагами. Агенты закупочных контор с кожаной сумкой через плечо ожидали уплаты, примостившись на перевернутых стульях у прилавков, где производилась продажа. Товар разгружали, распаковывали в огороженном пространстве между прилавками, вываливали даже на тротуар. Вдоль всей площади громоздились горы маленьких продолговатых ящиков и корзин, мешков, битком набитых морскими ракушками, откуда просачивалась вода, сбегавшая ручейками на землю. Озабоченные сдатчики товара торопливо перескакивали через кучи, вытаскивали разом солому из лукошек, опоражнивали их, бросали со стремительной быстротой прочь и в одну минуту распределяли партии на широких круглых корзинах, придавая товару более привлекательный вид. Когда он был разложен по корзинам, Флорану представилось, что перед ним на тротуаре мель с гибнущей рыбой, которая еще дышала, отливая розовым перламутром, рдея красным кораллом, белея молочным жемчугом, играя всеми переливами и зеленовато-бледными оттенками океана.
Тут трепетали в пестром смешении, как их случайно зацепил невод среди водорослей, где прячется таинственная жизнь морских глубин, разные сорта трески и камбалы; простая рыбешка грязно-серого цвета с белесыми пятнами; морские угри, похожие на крупных ужей цвета синеватой тени, с маленькими черными глазками, до того скользкие, что они словно ползали и казались живыми; распластанные скаты с бледным брюшком, окаймленным нежно-алой полоской, с великолепной спиной, на которой позвонки хребта отливают мрамором, а натянутые плавники похожи на пластинки киновари, изрезанные полосками флорентийской бронзы, темные и пестрые, как жабы или ядовитые цветы; акулы, страшные, отвратительные, с круглой головой, с пастью широкой, точно рот у китайского идола, с короткими мясистыми перепончатыми крыльями, – чудовища, которые, должно быть, оберегают своим лаем несметные сокровища, скрытые в морских гротах. Затем следовали рыбы-красавицы, положенные отдельно, по одной, в особую плетенку из ивняка: лососи узорчатого серебра, каждая чешуйка которых кажется гравированной по гладкому металлу; голавли с более толстой чешуей, с более грубыми насечками; большие палтусы; крупные камбалы с частой чешуей, белой, как творог; тунцы, гладкие и блестящие, похожие на мешки из черноватой кожи; круглые морские окуни, разевающие огромную пасть, как будто их слишком объемистая душа застряла в горле, оцепенев в агонии. И со всех сторон бросалось в глаза множество серой и желтой камбалы, лежавшей парами; тонкие, вытянутые пескорои были похожи на обрезки олова; у слегка изогнутых сельдей кровавые жабры рдели на их вышитой серебряной канителью коже; жирные золотые рыбки были тронуты кармином; золотистые макрели с зеленовато-коричневыми чешуйками на спине сверкали переливчатым перламутром боков, а розовые барвены с белым брюшком и ярким хвостом, разложенные головами к центру
