Малгина откинулась в кресле, рассматривая статичный горизонт за окном. Такой же, как и в Бугуне, он представлял собой черное звездное небо, да блестящую морскую гладь, шепчущую ленивыми волнами, бьющимися о борт поезда.
Этот мерный звук – он немыслимо раздражал графиню, лишал ее сна и разрушал глубокие мысли, то и дело, вторгаясь в них своими липкими шлепками. Зачем она согласилась на экспедицию? Почему села играть с Лукой? Разве была бы бедность хуже этих чудовищных звуковых мук?
Ведъма застонала, закрывая лицо ладонями. Ей хотелось тишины и покоя, хотя молить о них женщина все же побаивалась, как и любой побывавший на море человек, зная – тишина в океане не к добру.
Малгина хрустнула пальцами, переводя взгляд на исписанные бумаги. Очередная трудность заполнила своими переживаниями ее никогда не отдыхающий мозг. На медицинской карточке красовалось имя Гордея. Второго, кто посетил врачебный кабинет за две недели путешествия до тюрьмы, и то не по своей воле. Ведъма до сих пор помнила его страх, дрожь и тихие мольбы, произносимые мальчишкой каждый раз, как руки врача касались его кожи. Несчастный настолько боялся смерти, что в конце осмотра весь бледный и тяжело дышащий, чуть не потерял сознание, под руки, уводимый своими товарищами прочь. Нетрудно догадаться – после столь яркого «выступления» двое оставшихся, несмотря на ругань и увещевания Александра, не спешили вверять свои судьбы в объятья Малгиной, то и дело придумывая всяческие отговорки и неотложные занятья.
С саркастичным удовольствием Ведъма отмечала, что особенно хорошо это получалось у Гавриила, работающего в поезде старшим механиком. В своем необоснованном страхе лечения, он бесчисленное количество раз скрывался в машинном отделении, а как-то и вовсе прожил там аж три дня. Александр, естественно, выписал товарищу нагоняй, однако, ситуации это не исправило.
Никто, кроме старшего помощника, лечится не стремился, да и сам он частенько пропускал прописанные лекарства.
Графиня сделала пару пометок в карте Гордея, убирая ее в стол, и закурила расслабившись. Часы показывали около семи утра. Тюремный секретарь должен был явиться значительно раньше, однако полученное Ведъмой письмо, сообщало о переносе встречи на чуть более поздний момент.
Неожиданно в коридоре раздался топот и приглушенные смешки. Ведъма отвлеклась, однако реагировать на них не торопилась. Она привыкла, что мужчины в поезде часто вели себя словно дети и шумели, беззлобно подшучивая друг над другом. Отпив горячий кофе, графиня притихла, вслушиваясь в происходящее. За дверью кабинета явно творилось какое-то копошение.
Вдруг резко наступила тишина, а следом воздух рассекала чья-то самая грязная брань. Несколько мужских голосов в коридоре взорвались неистовым хохотом.
– Будьте вы прокляты, черти!
Слова принадлежали Гавриилу. Он явно шел со стороны камбуза, однако почему-то делал это слишком медленно, по звуку двигаясь будто бы прыжками.
– Мы-то
