быстрее всех и – заметь – без единой запинки выговаривает самую трудную скороговорку: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». Всегда конкурс выигрывает. Всегда!
– ШлаШашапошошшеишошалашушку! – протараторил Конрад. – Хм… Действительно, не ошибешься.
Между тем голова Альхины, которую оба считали прогуливающейся по потолку, высунулась над плетнем огорода:
– Эй, скороговорщики, принéсьте-ка мне грабли!
Штирлих в смущении бросился выполнять поручение. Через минуту он вернулся из сарая с тремя граблями. Конрад с интересом принял один из образцов любопытного инструмента и направился вслед за Штирлихом в огород.
В огороде уже вовсю кипела работа. Над грядками усердно реяло распятое пугало. В одном из углов, несмотря на жару, трудилась бригада земляных поросят, особая порода свиней, выведенная для помощи по приусадебному хозяйству – вскапывания и рыхления почвы крепкими пятачками, а также ее унавоживания. Поросята Блюцев были как раз заняты рытьем канав, в которых намеревались перележать самое пекло: стрелка часов приближалась к одиннадцати. Их десятник носился по выделенному под рытье участку, подгоняя подчиненных тычками, укусами и проклятьями.
– Ты что, Альхиночка, – спросил Штирлих, встревоженно озираясь, – никак решила весь огород засадить?
– А что ж и не засадить? На что он еще, огород-то?
– Интереснечко… А где ж сорнякам теперь жить?
– А я что, виновная, раз крапива и прочая дрянь прут везде, куда их не приглашают?
Альхина вдруг принялась прыгать, отчаянно вдавливая комья одной из грядок в землю, но также внезапно и остановилась, в смущении пояснив Конраду:
– Никак не могу избавиться от муравьев.
– Да что они тебе? Пусть будут, – великодушно бросил Штирлих.
– Они тлю пасут.
– Цивилизация муравьев, дорогая, древнее нашей. Они пасли тлю задолго до того, как человек начал пасти коз и овец. Уже за одно это их нужно уважать, а не уничтожать.
Альхина взглянула на мужа так, что тот поежился и увлек гостя в противоположный угол огорода.
– Не пойму я что-то, – Штирлих остановился у облепихи и принялся забрасывать в рот оранжевые горошинки, – плодовое это дерево или сорняковое? Вроде плодоносит, но ведь и расползается без разрешения. И при этом, заметь, Альхина всех этих расползновений не замечает. Ай! Да ну ее, эту облепиху: кислая, да еще и колется хуже крыжовника!..
Штирлих уселся у длинной морковной грядки и принялся вытаскивать по одному земляные плоды. Он аккуратно обтирал каждую морковку, что-то заговорщически шептал ей и втыкал обратно.
– Дюже слабо растет, – наконец пояснил он. – Каждый день проверяю, а не прибавляется. Думаю, это колдовство.
– Колдовство?!
Конрад оживился и пригляделся к Штирлиху: в этом нянчившемся с куцыми морковками человеке
